Последние статьи
Домой / Дом / Решение церковного собора 1666 1667 гг.

Решение церковного собора 1666 1667 гг.

Александрийский патриарх Паисий и старый знакомец и консультант Никона патриарх Макарий Антиохийский приехали в Москву 2 ноября того же 1666 года. По дороге в русскую столицу они успели показать свою неприязнь к русскому обряду и арестовали в Симбирске престарелого местного священника Никифора, который предпочитал старые, дониконовские книги новым.

Уже через три дня после их прибытия они начали свои совещания с царем. Конечно, не вопрос обряда, судьба которого уже была им предрешена, тревожил Алексея Михайловича, а окончательное решение его тяжбы с патриархом Никоном. Многие греческие иерархи, зная о грекофильстве Никона, несомненно, сочувствовали ему. Отказ патриарха Парфения Константинопольского и патриарха Нектария Иерусалимского от участия в суде над бывшим главой русской церкви прежде всего обуславливался их отвращением к этому малопочтенному предприятию. Двух других приехавших в Москву патриархов привели туда тоже не заботы о русской церкви, а просто желание получить от русского правительства соответствующую мзду за осуждение своего же собрата по сану. В этом отношении они не ошиблись и за свою услугу государю каждый из них лично получил из русской казны мехов, золота и подарков на 200 000 рублей по курсу 1900 года. Когда у них появлялись какие-либо сомнения или угрызения совести, то таковые легко устранялись соответствующим финансовым давлением. Каноническое право этих двух восточных патриархов на участие в русском соборе было крайне сомнительным. Возмущенный их поездкой на суд Никона, патриарх Парфений и созванный им собор добились у турецкого правительства смещения этих обоих неколлегиальных владык под предлогом оставления ими паствы и церкви без разрешения властей. Вообще оба патриарха были постоянно в долгах и денежных перипетиях, а патриарх Паисий по возвращении из России на Восток попал в тюрьму по обвинению в присвоении колоссальной по тому времени суммы в 70 000 золотых.

Уже упомянутый главный посредник между патриархами и русским правительством митрополит Паисий Лигарид в свою очередь был проклят и отлучен от церкви своим же владыкой, патриархом Нектарием Иерусалимским, а за свои нехристианские поступки и измену православию скорее заслуживал находиться на скамье подсудимых, чем среди судей. По окончании собора Лигарид неоднократно собирался вернуться к себе на родину, но, боясь суда, остался в России и умер в Киеве. Другой греческий иерарх, митрополит Афанасий Иконийский, в свою очередь был под следствием за подделку полномочий, и после собора был прямо отправлен в монастырь в заключение. Таковы были воротилы греческой части собора, которые вызвались судить русского патриарха и русские обряды.

Крайне щекотливым было положение и нескольких русских владык во главе с такими активистами, как Павел Сарский и Иларион Рязанский. Они целиком разделяли взгляды Никона о превосходстве священства над царством и, ссылаясь на Иоанна Златоуста, доказывали, что священство так же выше государства, как душа выше тела. За свои высокомерные взгляды к концу собора Павел и Иларион попали под временное запрещение во служении, но и во время собора и суда над патриархом Никоном, который их выдвинул и долго считал за своих преданных помощников, они, конечно, не могли не чувствовать укоров совести.

Ввиду таких сложных канонических обстоятельств царь и проводившие собор представители двора должны были особенно ценить помощь и сотрудничество греческих прелатов, а те, несмотря на свое неясное юридическое положение, считали себя вправе на вполне ощутимое и конкретное выражение государевой благодарности и старались не упустить возможности действовать на соборе как господа положения. Несмотря на старую дружбу с Никоном и принципиальные симпатии к его грекофильству, восточные патриархи не поколебались осудить его самого, а вслед за этим русский обряд, русский стиль православия и прошлое русской церкви.

Делом бывшего патриарха уже занимался и русский поместный собор 1666 года, и решения русского епископата по этому вопросу были довольно умеренными. Собор осудил патриарха за самовольное оставление престола и паствы и внесение смуты в русскую церковь и определил, что, бросив без достаточных доводов свое пастырское положение, Никон автоматически лишился и патриаршей власти. Но, не желая унижать своего патриарха, русские владыки оставляли ему его сан и предоставляли в его распоряжение построенные им три больших ставропигиальных монастыря. Этот мягкий приговор был обусловлен признанием Никоном власти и авторитета будущего главы русской церкви и обещанием не приезжать в столицу без разрешения будущего патриарха и царя. Но это решение не вошло в силу, и окончательный приговор был отложен до приезда восточных патриархов. Теперь Никону пришлось иметь дело не только со скорее сочувствовавшим ему русским епископатом, но и с восточными владыками, которых на соборе, вместе с патриархами, было тринадцать человек и которые составляли почти что половину состава собора.

Разбор дела Никона официально был начат на первом заседании собора 1 декабря и длился меньше двух недель. Предшествовавшие личные переговоры царя с патриархами помогли быстрому разрешению этого сложного вопроса. Греки, поддержанные лишь немногими русскими епископами, решили осудить Никона и лишить его епископского сана, ставя ему в вину прежде всего его учение о превосходстве священства над царством. Наоборот, большинство русского епископата проявляло большую терпимость и осторожность, защищало авторитет духовной власти против светской и было против лишения Никона его сана. Это, конечно, были Павел Сарский (Крутицкий), Иларион Рязанский, а к ним присоединились Корнилий Тобольский, митрополит Лаврентий Казанский, епископ Симеон Вологодский и архиепископ Стефан Суздальский. По всей вероятности, и другие епископы думали так же, но предпочитали не подвергаться царскому гневу или не находили достаточно новых и веских аргументов. Все же в конце концов собор принял предложенное греками, а, по всей вероятности, и царским двором решение. Приговор был оглашен 12 декабря в присутствии Никона его бывшим ставленником и союзником Иларионом Рязанским. Возможно, что Иларион был избран для этой роли в отместку за свою оппозицию большинству собора. Бывшего “великого государя” обвинили в самовольном уходе с престола, оскорблении царя, внесении смуты в русскую церковь и жестоком обращении с клиром, в частности с епископом Павлом Коломенским, первым мучеником за старый обряд. На этот раз Никон был лишен не только патриаршего сана, но и был извержен из епископского достоинства. После оглашения приговора бывший друг и гость Никона, патриарх Макарий Антиохийский, снял с него клобук и панагию. Ставший простым монахом, Никон сказал немало горьких слов по адресу своих бывших друзей и братьев до сану, но, несмотря на все свое негодование, проявил достаточно достоинства, чтобы не сопротивляться. После этого он был отвезен в глухой и бедный Ферапонтов монастырь.

Через полтора месяца после осуждения Никона, 31 января следующего 1667 года, собор торжественно избрал нового патриарха. Видимо, опасаясь возможной оппозиции со стороны нового главы церкви, двор и царь на этот раз наметили на патриарший престол престарелого и очень незаметного бывшего настоятеля Троице-Сергиевой обители архимандрита Иоасафа, ставшего 10 февраля Иоасафом Вторым, патриархом Всея Великия, Малыя и Белыя Руси.

Низложение патриарха Никона было проведено на основании канонических текстов и комментариев к ним, которые были посланы в Москву перед созывом собора всеми четырьмя восточными патриархами. Эти тексты и мнения, известные под названием “Ответов патриархов” и “Правил касательно власти царской и власти церковной, были коллективными ответами на вопросы, посланные им от имени царя и русской церкви, и составленными Паисием Лигаридом и русскими советниками царя по церковным делам. Видимо, сами вопросы подсказывали восточным патриархам ответы, желательные царю и русскому двору. Эти ответы определяли юрисдикцию царя в его сношениях с церковью, устанавливая пределы царской власти в отношении патриарха и епископата.

Эти мнения патриархов, сохранившиеся на тяжелом, переведенном с греческого, довольно странном и трудно понятном церковнославянском языке, гласили, что “царь своею властию подобен Богу” и что он на земле “наместник Божий есть”. “Якоже Бог есть на земли повсемественне, то на земли суть по Бозе тии, иже держащий царской власти в делах государственных”. Чтобы избежать возможности неправильного истолкования политической власти патриарха, греческие патриархи ввели в правила соответствующее указание, ставившее патриарха в гражданских и административно-церковных вопросах под авторитет царя: “Патриарху же быти послушлива царю, яко же поставленному на высочайшем достоинстве и отмстителю Божию”. Эти правила в случае конфликта с главой русской церкви позволяли царю просто смещать патриарха: “Творяща противне церковным уставам или противно царю нерассудне и безумие деюща с престола своего весьма быти извержительна и удалительна”. Правда, патриархи делали ограничение царской власти, указывая, что цари должны поступать в соответствии с заветами церкви. “Царское дело добро творити”, - отмечали правила, то есть царь только тогда бывает прав, когда он справедлив, но эта отдельная фраза терялась среди многочисленных повторений о новых, расширенных пределах власти главы государства. По этим правилам, воля царя являлась законом для его подданных: “Никто же не имеет толику свободы да возможет противиться царскому велению - закон бо есть”, - кратко, но решительно формулировал этот патриарший манифест. Это было новое и совершенно неожиданное утверждение господства царя и государства над церковью, основанного на принципе божественного права государя. Своими решениями восточные греческие прелаты наносили решительный моральный удар не только планам и теориям теперь ставшего простым монахом Никона, но и идеям боголюбцев, которые в своей борьбе за оцерковление общества хотели поставить церковь и веру выше политических соображений. Соблазненные царскими подачками, привыкшие к беспрекословному подчинению султанской власти и, вероятно, наслышавшиеся о новых веяниях абсолютизма в Западной Европе, греки теперь возносили власть русского царя на неведомую раньше высоту.

Новые пределы власти царя были все же в конце концов ограничены государственными и церковно-административными вопросами. В вопросах догмы церковь оставалась независима и, как это ни странно, в делах своего внутреннего управления даже получала несколько большую свободу. Монастырский приказ, созданный в 1649 году и столь ненавидимый Никоном, подлежал по совету патриархов уничтожению. Кроме того, для того чтобы хоть немного удовлетворить самолюбие епископов, столь безоговорочно поддерживавших царя, в правила была внесена почетная, но малозначащая формула, что “царь имеет преимущество в делах гражданских, а патриарх церковных, дабы сохранилась стройность церковного учреждения”.

Русские иерархи не могли не понять значение новых формулировок, определявших границы компетенции церкви и государства. Хотя на словах власть патриарха в церковных делах оставалась независимой, а предстоящая ликвидация монастырского приказа даже расширяла юрисдикцию владык, передавая на их суд низшее духовенство и население церковных земель, но зато само положение патриарха и епископата теоретически делалось еще более зависимым от царя и влиявшего на него двора. До собора назначение владык и самого патриарха de facto зависело только от царя, но зато их свержение с престола, как это в 1652 году на примере митрополита Филиппа признал и сам Алексей Михайлович, могло почитаться за беззаконное насилие. Теперь же царь, следуя букве новых советов восточных патриархов, мог всегда найти предлог для обвинения “непослушливого, нерассудного или безумна” епископа и вполне легально расправиться с ним. Поэтому несколько владык во главе с Павлом Сарским (Крутицким) и Иларионом Рязанским настойчиво протестовали против такого пересмотра отношений между церковью и государством. Но они были резко оборваны вошедшим во вкус вмешательства в русские дела патриархом Паисием, который заявил, что они “панствуют и никонианствуют”, так как “покушаются уничтожить царство и поднять на высоту священство”. Вслед за этим антиохийский “папа и судья вселенной” и его александрийский коллега запретили Илариона и Павла в священстве. А поелику Павел был местоблюстителем патриаршего престола, то на его место тут же назначили пристроившегося к архангельскому собору балканского митрополита Феодосия. Правда, этот запрет был скоро снят, но урок был, конечно, весьма наглядным для русских владык.

“Правила”, выработанные патриархами, были результатом упорной работы Паисия Лигарида. Они открыли новую страницу в истории русского самодержавия, так как вслед за Западом русский государь освобождался от всякого влияния церкви и из “совестливого” православного царя превращался в абсолютного монарха в стиле Людовика XIV. Это был довольно неожиданный поворот в развитии теории власти в России, который не имел канонических прецедентов в истории русского православия. Хотя эти правила не были подписаны участниками собора, но тем не менее они, конечно, стали весьма полезным документом в руках царя и давали ему сильное оружие в случае нового столкновения с патриархом и епископатом.

В феврале и марте собор занялся несколькими второстепенными вопросами и отдыхал от споров по поводу судьбы патриарха Никона и отношений между царством и священством. В середине апреля 1667 года иерархи принялись за “церковных мятежников” и проблему обряда. Как и в случае патриарха Никона, собор действовал по довольно странной программе. Сначала он судил обвиняемых, затем принимался за выработку общих норм, на основе которых, казалось, только и можно было предъявлять обвинения. Сначала перед патриархами и епископами предстали или уже раньше покаявшиеся или же новые мелкие представители оппозиции. Прибывший из Соловков, архимандрит Никанор был судим первым, 20 апреля. За ним прошествовали, также каясь в своих заблуждениях, священник Амвросий, дьякон Пахомий, инок Никита и уже раскаявшиеся отец Никита Добрынин и старец Григорий Неронов. За ними наступила очередь Аввакума; дьякона Феодора, который раскаялся в своем отказе от защиты старого обряда, убежал в леса, снова начал борьбу с “никонианством”, но был арестован; инока Епифания, соловецкого монаха, ушедшего уже в 1658 году из Соловецкого монастыря и теперь подавшего царю книгу изобличений нового обряда; старика Никифора, привезенного патриархами из Симбирска в столицу, и отца Лазаря. Лазарь уже раз предстал перед судом патриархов в декабре 1666 года, но тогда он ошеломил их предложением определить правоту старого и нового обряда Божьим судом на костре. “Повелити ми идти на судьбу Божию во огонь”, - заявил он. Если он сгорит, говорил Лазарь, то, значит, новый обряд хорош, если же уцелеет, то, значит, старый обряд был истинным православным обрядом. Не ожидавшие такого аргумента патриархи отложили тогда суд над ним до более позднего времени.

Все эти пять, или вернее четыре, так как на этот раз Феодора еще не успели доставить на собор, сторонника старого обряда оказались чрезвычайно упорными. Уговоры их длились недели и месяцы. Только 17 июня они предстали перед собором. Присутствие на суде нелюбимых ими греческих патриархов делало споры еще более резкими и безнадежными. “Много от писания говорил с патриархами. Бог отверз уста моя грешная, и посрамил их Христос устами моими”, - писал потом в Пустозерске протопоп. Не менее откровенны и резки в своих мнениях были и другие оппозиционеры. Все четверо были отлучены от церкви. Тем не менее по настоянию царя уговоры упорных “мятежников церковных” продолжались еще полтора месяца. В уговорах Аввакума принял участие и сам Неронов, не решившийся порвать с матерью церковью, но упрямый и непоколебимый протопоп не поддался никаким увещеваниям. Только 26 августа их судьба была решена: все четыре были приговорены к ссылке на дальний север России, в Пустозерск. Кроме того, двое из них должны были подвергнуться добавочной “казни” отрезания языка. Это были Епифаний и Лазарь. Аввакума царь пощадил по старой дружбе и по настоянию царицы. Старик Никифор избежал этого наказания ввиду своего преклонного возраста. На следующий день, 2 августа, наказание было приведено в исполнение. “Отцу Лазарю до вилок язык вырезан и старцу Епифанию такожде. И егда Лазарю язык вырезали, явися ему пророк Божий Илиа и повеле ему о истине свидетельствовать. Он же выплюнул изо уст своих кровь и начал глаголати ясно и бодре, и зело стройне. Десная же рука бысть в крови, он же ею благословляше люди Божия”, - так описал эту сцену Аввакум. В тот же день всех четырех увезли из Москвы в Пустозерск.

Пока шли уговоры четырех нераскаявшихся защитников старого обряда, собор занялся теоретическим обоснованием нового устава и рассматриванием всего комплекса разногласий между старой русской церковью и греками. Как и следовало ожидать, этот новый пленум собора, целиком находившийся в руках греческих патриархов и греческих организаторов, принял все никоновские нововведения, проведенные в соответствие с новогреческой практикой и новогреческими богослужебними текстами. На своем заседании 13 мая 1667 года собор предписал ввести новые, “якоже за повелением... великого государя царя... и благословением и советом святейших вселенских патриархов исправишася и переведешася и напечаташася... книги служебники и потребники и прочяя приимати”. Подтверждая грамоту патриарха Паисия Константинопольского, посланную им в ответ на запрос Никона о значении и исправлении обрядов, отцы собора этим указали еще раз, что если в обрядах нет элементов неправославного учения и если они не нарушают веры, то они могут разниться в разных отдельных поместных церквах и могут быть заменяемы другими. Но из этого либерального толкования обряда, вместо того чтобы позволить русскому духовенству пользоваться старыми богослужебными книгами и церковными обычаями, собор сделал несколько неожиданные и казуистические выводы. Поскольку обряды могут быть различны и заменяемы, то собор признал возможность и законность унификационной реформы Никона, но одновременно запретил пользоваться старым обрядом под угрозой анафемы и проклятия, так как, по мнению греков, те, кто им пользовались и не хотели принимать новый обряд, те вносили раскол и ересь в церковь.

В отношении старого русского обряда греческие организаторы и участники собора проявили какую-то злобную непримиримость. Они не только настояли на наложении клятв и анафемы на всех тех, кто пользовался двуперстием и старым уставом, но решили поставить под запрещение все элементы старой русской церковной традиции и снять с России тот ореол незыблемой верности православию, которым она гордилась после Флорентийского собора и зарождения теории о Третьем Риме.

Инициатива развенчания старинной русской церковной славы, видимо, принадлежала архимандриту Дионисию, а может быть, частично и Лигариду. Русским иерархам такая мысль, конечно, не могла прийти на ум, а греческие патриархи слишком мало знали русскую церковную историю, чтобы осуждать древние русские предания и соборные постановления. Лигарид вел почти что все переговоры с патриархами, а грек Дионисий еще во время русского собора 1666 года сочинил трактат для осуждения русского крестного знамения и старых книг. Как это показал еще Н. Ф. Каптерев, текст сочинения Дионисия лег в основу тех частей соборных деяний 1666 года, которые осуждали русские богослужебные и обрядовые особенности. По мнению Дионисия, русские завели богослужебные ереси еще с тех пор, как порвали свою зависимость от Константинополя. До тех пор “воссияша благочестие и православие болше зде в России”, - писал этот малограмотный в истории богослужения грек. После того же как русская церковь порвала с Константинополем, “начаша были зде сия прелести [ереси]: о сложении перстов, и прилог в символе и аллилуйа и прочее”, и вся русская земля “темным омрачением омрачишася”.

Презрение к русскому обряду Дионисий показал не только на словах, но и на деле. Когда в великую субботу 1667 года во время торжественного патриаршего богослужения в присутствии царя русское духовенство пошло с плащаницей “по солонь” (по движению солнца), то Дионисий совершенно неожиданно увлек греческих патриархов и остальное греческое духовенство в обратном направлении, навстречу русской процессии. Произошли замешательство и довольно резкий спор между русскими и греческими архиереями. Наконец сам царь вмешался в конфликт между русскими и греками, предложив, чтобы и русские пошли вслед за гостями, оставив старинный русский обычай ходить посолонь, который, кстати сказать, русские, конечно, унаследовали из ранневизантийского обряда.

Постановлениями собора были запрещены следующие русские церковные сочинения:

1) Повесть о Белом Клобуке, в которой писалось о том, что после предательства православия греками на Флорентийском соборе и падения Константинополя защита церкви стала обязанностью русского народа и в которой говорилось об исторической роли Руси, Третьего Рима, где “слава Св. Духа воссия”.

2) Постановления Стоглавого собора 1551 года, который официально подтвердил правильность тех особенностей, которые отделяли русский обряд от новогреческого. Это осуждение Стоглавого собора, видимо, казалось грекам особенно важным, так как оно неоднократно повторяется в Деяниях.

3) Житие преп. Евфросиния, в котором оправдывалось ныне запрещенное двукратное пение аллилуйя.

Мелочность греков дошла до такой крайности, что собор даже запретил писать на иконах лики русских митрополитов Петра и Алексея в белых клобуках.

Эти резолюции явились своего рода историко-философским реваншем для греков. Они отомстили русской церкви за упреки по поводу Флорентийского собора и разрушили этими постановлениями все обоснование теории Третьего Рима. Русь оказывалась хранительницей не православия, а грубых богослужебных ошибок. Миссия России охранять православие была объявлена несостоятельной претензией. Все осмысление русской истории менялось постановлениями собора. Православное русское царство, предвестник грядущего царства Св. Духа на земле, превращалось просто в одну из многих монархий - простое государство, хотя с новыми имперскими претензиями, но без особого освященного Богом пути в истории.

Читая эти деяния собора, историк не может отделаться от неприятного чувства, что и лица, составлявшие текст постановлений этого полугреческого-полурусского собрания, и принявшие их греческие патриархи формулировали эти решения с нарочитым намерением оскорбить прошлое русской церкви. Так, например, параграф, относящийся к осуждению Стоглавого собора, говорит о том, что решение закрепить в России двуперстное крестное знамение и сугубую аллилуйю было “писано не рассудно простотою и невежеством”. Сам митрополит Макарий, бывший душой собора 1551 года, также был обвинен в невежестве, так как он не считался с греками: “Зане той Макарий митрополит, и иже с ним мудрствоваша, невежеством своим безрассудно, якоже восхотеша сами собою, не согласяся с греческими и с древними харатейными словенскими книгами. Ниже со вселенскими [то есть греческими] святейшими патриархи о том советоваша и ниже совопросишася с ними”.

Этим нелепым заявлением греческие патриархи и их советники, Дионисий и Лигарид, сами расписывались в своем полном невежестве в вопросах исторической литургики. Они совершенно не отдавали себе отчета в том, что двуперстное знамение и прочие обрядовые разногласия русской церкви с греческой XVII века были гораздо старше новогреческих и восходили к ранневизантийским образцам, введенным на Руси самими греками еще в XI веке. Сами же заключения собора стали ныне свидетельством не русской отсталости, а печальным памятником греческой заносчивости и забвения ими своего собственного старого предания. Постоянное упоминание, что деяния собора были делом греков - “толкуем же мы, два патриарха [русский патриарх Иоасаф ими, видимо, не принимался во внимание] сие правило” - к счастью, хотя бы частично снимает ответственность с русского епископата за всю нелепость и злобу этих постановлений.

Осуждение сторонников старого обряда было сформулировано в не менее оскорбительных и канонически нелогичных фразах, которые били не только по русским традиционалистам, но и по патриарху Константинопольскому Паисию и созванному им в Константинополе собору. Ведь патриарх Паисий, касаясь унификации обряда, ясно писал еще в 1655 году: “Не следует нам и теперь думать, будто извращается наша православная вера, если кто-нибудь имеет чинопоследование несколько отличающееся в пунктах, которые не принадлежат к числу существенных членов веры, лишь бы он соглашался с кафолической церковью в важных и главных”.

Вместо того чтобы последовать этим мудрым словам константинопольского решения 1654 года, патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский проявили еще больше узости и пристрастности к обрядовым различиям, чем русские защитники старого устава. Они не только выступили на защиту никоновских “реформ”, но на заседании 13 мая 1667 года осудили сторонников старого обряда настолько строго, что этим сами возвели обрядовые детали на догматическую высоту. Они называли русских традиционалистов, отказавшихся от этих новшеств, непокорниками и даже еретиками и отлучали их от церкви жестокими и мрачными постановлениями:

Аще ли же кто не послушает, повелеваемых от нас [постановлений в обряде] и не покорится святей восточней церкви и сему освященному собору, или начнет прекословити и противитися нам, и мы таковаго противника данною нам властию от всесвятого и животворящаго Духа, - аще ли будет от освященного чина, - извергаем и обнажаем его всякого священнодействия и проклятию предаем. Аще же от мирского чина, отлучаем и чужда сотворяем от Отца и Сына и Святого Духа, и проклятию и анафеме предаем, яко еретика и непокорника и от православного всесочленения и стана и от церкве Божия отсекаем, дондеже уразумится и возвратится в правду покаянием. А кто не уразумится и не возвратится в правду покаянием и пребудет в упорстве своем до скончания своего, тот да будет и по смерти отлучен, и часть его и душа его со Иудою предателем и с распеншими Христа жидовы, и со Арием и с прочими проклятыми еретиками. Железо, камении и древеса да разрушатся и да растлятся, а той да будет не разрешен и не растлен и яко тимпан во веки веков. Аминь.

Деяния и клятвы были скреплены подписями участников собора, положены для сохранения в Успенском соборе, а наиболее существенные части постановлений напечатаны в Служебнике 1667 года.

Низложив Никона, собор избрал на его место нового патриарха, Иоасафа, архимандрита Троице-Сергиевой лавры. Затем приступили к решению вопросов, вызванных церковной реформой.

Реформа была выгодна многим. Восточным патриархам она была весьма по душе, так как проводилась в согласии с греческими новыми книгами и закрепляла их главенство в вопросах веры, утверждала их духовный авторитет, к тому времени на Руси сильно поблекший. Государственная власть тоже видела свою геополитическую выгоду в реформе. И Ватикан в реформе православной Церкви тоже имел свой интерес. С присоединением Украины к Москве в России стало сказываться юго-западное влияние. В Москву понаехало множество украинских и греческих монахов, учителей, политиков и разных дельцов. Все они были в различной степени пропитаны католицизмом, что не помешало им, а, может быть, даже и помогло, приобрести большое. влияние при царском дворе. Паисий Лигарид, продолжая дело митр. Исидора, вел в это время переговоры с католическим Западом о соединении русской Церкви с римской. Он пытался склонить к этому и восточных патриархов. Русские же архиереи во всем были послушны царю. В такое-то время и состоялся собор по делу никоновской реформы.

Собор одобрил книги новой печати, утвердил новые обряды и чины и наложил страшные проклятия и анафемы на старые книги и обряды. Двуперстие собор объявил еретическим, а троеперстие утвердил. Проклял тех, кто в символе веры исповедует Духа Святаго Истинным. Проклял и тех, кто будет совершать службу по старым книгам. В заключение собор изрек: «Если кто не послушает нас или начнет прекословить и противиться нам, то мы такового противника, если он — духовное лицо, извергаем и лишаем всякого священнодействия и благодати и предаем проклятию; если же это будет мирянин, то такового отлучаем от св. Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа, и предаем проклятию и анафеме как еретика и непокорника и отсекаем, как гнилой уд. Если же кто до самой смерти останется непокорным, то таковой и по смерти да будет отлучен и душа его пребудет с Иудой-предателем, с еретиком Арием и с прочими проклятыми еретиками. Скорее железо, камни, дерево разрушатся, а тот да будет не разрешен во веки веков. Аминь».

Эти ужасные проклятия возмутили даже самого Никона, привыкшего проклинать православных христиан. Он заявил, что они положены на весь православный народ, и признал их безрассудными.

Чтобы заставить русский благочестивый народ принять новую веру, собор пригрозил подвергнуть ослушников соборных определений «телесным озлоблениям», что выразилось в том, что христианам отрезали уши, носы, вырезали языки, отсекали руки; их били говяжьими жилами, ссылали, заточали в тюрьмы. Деяния и определения собора внесли еще большую смуту в умы русских людей и усугубили раскол.

Современная новообрядческая церковь на поместном соборе 1971 года признала ошибку, сделанную бывшим патриархом Никоном и собором 1666-67 года, приведшую к трагическому разделению русской Церкви, и засвидетельствовала, что старые обряды для нее «равночестны и спасительны», а клятвы были положены «не по доброму разумению». И как итог: реформы «не имели ни канонических, ни исторических оснований». Но, к сожалению, признание совершенных ошибок на практике мало что изменило в отношении РПЦ к старым книгам и обрядам, к старообрядческой Церкви.

Раскол русской Церкви совершился не сразу. Определения собора были настолько ошеломляющими, в них было так много безумия, что русский народ счел их за дьявольское на-важдение. Многие думали, что царь лишь временно обманут приезжими греками и латынянами, и верили, что рано или поздно раскроется этот обман и все возвратятся к старине. Что же касается архиереев, участвовавших на соборе, то о них сложилось убеждение, что они не тверды в вере и, боясь царской власти, готовы веровать так, как им прикажут. Один из них, чудовский архиман-дрит Иоаким (впоследствии патриарх), откровенно заявил: «Я не знаю ни старой веры, ни новой, но что велят начальницы, то я готов творить и слушать их во всем».

В течение 15 лет после собора шли пререкания между сторонниками ста-рой веры и новой, между представителями древней народной Церкви и представителями новой, царской. Протопоп Аввакум слал царю Алексею Михайловичу одно послание за другим и призывал его к покаянию. Этот протопоп-богатырь горячо и вдохновенно убеждал царя, что в древнем православии, которое так немилостиво проклято собором, нет ничего еретического: «Мы содержим истинную и правую веру, умираем и кровь свою проливаем за Церковь Христову».

Царя просили назначить всенародное состязание с духовными властями: пусть видят и слышат все, какая вера истинная — старая или новая, но Алексей Михайлович не внял этому разумному совету. После его смерти царский престол занял его сын Феодор Алексеевич. Защитники и исповедники древних церковных преданий обратились к новому царю с горячей мольбой «вернуться к вере благочестивых и святых предков». Но и эта мольба не имела успеха. На все челобитные церковных пастырей, жаждавших мира и единства церковного, правители отвечали ссылками и казнями.

С.Д.Милорадович. «Суд над патриархом Никоном».1885, холст, масло


...Поищем подробности отстранения Никона. Суть ТИ-трактовки весьма противоречива. Якобы, по окончании торжественной службы в Успенском соборе (10 июля 1658 г.) Никон внезапно объявляет, что оставляет патриаршество.
Он покидает патриарший дворец в Кремле и уезжает в Воскресенский монастырь. Напуганный царь посылает за ним бояр с просьбой вернуться, однако упрямый Никон отказывается. Никон остается самоустраненным и в то же время действующим патриархом.
Царь начинает собирать собор за собором. Самоустраненного в 1658 году Никона пытаются зачем-то отстранить заново. И в 1660, и в 1662, и в 1664 году. Даже приговор подготовили, но не огласили... И вот, наконец, грянул 1666 год! Почитаем Карташева:

  • «Ускоряя развязку, царь, пользуясь присутствием на Москве случайных гостей и иерархов Востока, в феврале 1666 г. на очередном соборе, ставит вопрос о неопределенном положении Никона и как бы экспериментирует окончательный суд над ним»

Что ни слово, то классика жанра! И надо же, в Москве как раз проездом некие «иерархи Востока» оказались.…Восемь лет царь не может назначить нового патриарха, и тут, УСКОРЯЯ РАЗВЯЗКУ, ставит вопрос об отстранении. НО при этом, оказывается, «как бы экспериментирует». Хороша история? То-то. Что там Морисы Дрюоны и Дюма! Наши историки такие невероятные сюжеты закручивают, что дух захватывает.

Парадокс заключается в том, что Никон уже самоустранился, и нет ни малейшего смысла призывать «иерархов Востока». В подобных случаях русские митрополиты самостоятельно выбирают своего патриарха, которого впоследствии утверждает царь. Без всяких соборных решений и призыва вселенских патриархов.
Собор и призыв восточных патриархов нужен только в том случае, если планируется насильственное отстранение патриарха. В обход его воли. То есть если нужен независимый церковный суд. Если принять ТИ-версию с самоотстранением Никона, ничего этого не требуется.

Есть еще один непонятный момент. Между самоотстранением Никона в 1658 году и назначением следующего патриарха в 1667 г прошло восемь лет. То есть восемь лет страна фактически жила без патриарха.
А как такое может быть? Это в принципе не возможно. Все церковные церемонии, включая православные праздники и крещение царских детей, должны проводиться исключительно патриархом. Без его благословления эти важные мероприятия становятся нелегитимными.
Поэтому по церковному канону того времени, патриарх избирался не позднее, чем через шесть месяцев после ухода предыдущего понтифика. Обычно сразу же.

Так почему же Никон подал в отставку? Существует несколько противоречивых версий этого поступка, главная из которых сводится к конфликту царя с патриархом. Мол, патриарх решил назваться государем, чуть ли не выше самого царя. Этого то царь Алексей и не стерпел.…

Но указанный мотив не выдерживает элементарной критики. Царь Алексей благоговел и преклонялся перед Никоном, советовался с ним по всем важнейшим вопросам. На протяжении всей своей жизни Алексей Михайлович регулярно переписывался с Никоном, называл его своим "собинным другом", "возлюбленником своим и содружебником". До самой своей трагической кончины.
По свидетельствам иноземцев, отношения Первосвятителя и царя были исключительно близкими, Никон отвечал Алексею отеческой любовью. В том, что Алексей Михайлович именовал Никона в письмах "Великим Государем" нет ничего удивительного. "Великим Государем" именовались все патриархи, включая предыдущего патриарха Филарета.
Поэтому никаких поводов для зависти и ссоры не может быть в принципе. Есть светская власть во главе с царем, и есть церковная власть во главе с патриархом. Это две составляющие единой имперской власти. Главной опорой светской власти царя являлась церковь во главе с патриархом.

Русские цари на всех соборах и церковных празднествах сидели чуть ниже трона патриарха и раболепно подчеркивали свою подчиненность церкви. До упразднения патриаршества Петром Первым, в Вербное воскресенье на Руси издревле совершался обряд Шествия на Осляти. Патриарх в полном облачении восседал на коне, а царь в простой рубахе вел коня патриарха по городу.
Таковы были многовековые традиции. Царь Алексей был человеком исключительной набожности. Менять каноны в угоду надуманных ущемлений своего достоинства, и судить за это патриарха не было ни малейшего повода.

Во время западных походов царя Алексея в 1654-1656 годах Никон оставался на Москве главным управляющим. К нему на утверждение поступали важнейшие государственные дела, причем в формуле приговоров имя Никона ставилось на месте царского: "святейший патриарх указал и бояре приговорили".
От государева и своего имени он объявлял распоряжения приказам и рассылал грамоты к воеводам по делам гражданского и даже военного управления. Уж если во время войны патриарх остался верным, то о каких недоразумениях в мирное время может идти речь? Патриарх Никон НИКОГДА не стремился к власти.
Более того, он ее сторонился и часто уезжал из столицы в Ново-Иерусалимский монастырь. ТИ-легенда о ссоре Никона с царем из-за власти есть глупейшая, ничем не подкрепленная выдумка.

Иногда историки заявляют, что ссора произошла из-за желания Никона возвысить церковь, из-за строительства Нового Иерусалима, из-за развития теории Москва-Третий Рим. Но эта политика проводилась по инициативе и одобрению самого царя. Именно для этих целей Алексей и возвысил монастырский приказ до небывалых высот.
Для воплощения грандиозной идеи Русь-Новый Израиль церкви нужны были колоссальные средства. Деньги на эти нужды и собирал монастырский приказ, ставший с 1651 года главным приказом после Посольского. Кстати, закрытие Монастырского Приказа совершилось в 1676 г.
Сразу после смерти царя. Очевидно, что когда монастырский приказ под патронажем Никона был упразднен, тогда и было смещение патриарха. Все остальное есть наивные инсинуации.

Как мы видим, никаких поводов для низложения, или самонизложения Никона не было. Никон оставался патриархом вплоть то 1676 года. И это легко доказуемо по переписке царя и патриарха. Например, в сохранившемся письме от 1669 года стоит подпись: «Смиренный Никон, милостию Божиею патриарх, засвидетельствуя страхом Вожиим и подписал своею рукою»
И царь не находит в этом ничего крамольного. Отвечает ему, как смиренный сын церкви и «содружебник» патриарха. Если учесть, что Никон уже давно низложен по воле самого царя, то все это невероятно. Тем более патриархом уже назначен другой человек, Иоасаф. Согласно ТИ, он принял патриаршество в 1667 году, как фигура, одобренная царем. Почему же царь продолжает любезничать с низложенным патриархом и при этом не составляет ни одного послания двум последующим патриархам?

Есть и другие документы. Например, благословление от патриарха Никона царю к Пасхе 1668 года. Но наиболее интересен документ от 29-ого января 1676 года. В этом письме царь Алексей просит у Никона прощения.
Историки лукаво относят это письмо к внезапному прозрению царя перед смертью, не более. Мол, царь, лежа на смертном одре, решил написать письмо бывшему своему товарищу, за опалу извиниться…
Но все это полнейшая чепуха. Перед смертью цари исповедовались и просили благословления. Благословления у действующего патриарха. Иначе то как? Вот и получается, что на момент смерти Алексея Михайловича Никон был действующим патриархом. Все остальное от лукавого.
*****

Отстранив Никона в 1666 году, романовским борзописцам пришлось придумать двух фантомных патриархов . Это самые неизвестные патриархи из всего списка, вся их деятельность покрыта мраком.


  • «В области внешней церковной политики, пожалуй, единственным значительным деянием патриарха Иоасафа стала просьба к туркам восстановить на престолах бывших судей патриарха Никона — патриархов Антиохийского Макария и Иерусалимского Паисия…

  • Ряд произведений, выходивших от имени патриарха, был написан Симеоном Полоцким …На его место 3 июля 1672 г. был возведен Новгородский митрополит Питирим.

  • Предстоятельство патриарха Питирима, глубокого старца, неспособного нести бремя патриаршей власти, прошло, по мнению церковных историков, бесследно для Русской Церкви… Фактическим правителем патриарших дел при нем был его будущий преемник — Новгородский митрополит Иоаким»

Мол, труды остались только от Симеона Полоцкого, но, несомненно, их диктовал Иоасаф. Якобы, правит Питирим, но фактическим правителем является Иоаким. На самом деле так оно и было. После отстранения Никона в 1676 году СРАЗУ был назначен новый патриарх - Иоаким. Фантомные патриархи Иоасаф и Питирим были придуманы чтобы наполнить десятилетнюю пустоту после фиктивного отстранения Никона в 1666 г.
Поэтому после многочисленных документов о деятельности Никона в архивах идут только документы за подписью Иоакима. Два надуманных патриарха не оставили о себе НИЧЕГО, кроме оправдательного прошения о «вселенских патриархах». Других дел на Руси не было, лишь бы легализовать двух лжепатриархов-отступников? Думаю, вы догадались, почему сохранился только этот документ.

Тут историки шлецеровской школы достигли небывалых высот написания «правильной» истории. Сначала придумали собор, вернее целую вереницу соборов по отстранению Никона, потом никому не известных «вселенских патриархов» (для легализации нужных соборных решений), затем высосали из пальца двух фантомных Московских патриархов, чьими прошениями оправдали существование самих «вселенских патриархов».
Подлог на подлоге и враньем погоняет. Придумали гигантское судилище над беззащитным святым старцем, который давно не у дел. Зачем судить человека и отрешать его от власти, если он сам отказался от этой власти восемь лет назад? И вообще, при чем здесь суд, когда изначально речь идет об избрании нового патриарха? Сам термин СУД абсолютно не вписывается в канву описываемых событий.

Тем не менее, речь в документах идет именно о неком СУДЕ. Толи над Никоном, толи над раскольниками. Попробуем разобраться в этом запутанном судилище. Так кто кого и за что судил?

Для начала поищем источники.


  • «О соборном суде над Никоном сохранилась современная запись, составленная царскими дьяками, о первых заседаниях Собора только краткая, а о последующих и краткая и довольно подробная.

  • Дополнениями к этой записи и как бы пояснениями ее могут служить, с одной стороны, сказания одного из присутствовавших на соборе, именно Паисия Лигарида, хотя, к сожалению, о двух из первых заседаний он говорит смешанно, без соблюдения хронологии, а с другой — сказания дьяка Шушерина, который хотя не присутствовал на Соборе, писал о нем только по слухам спустя около пятнадцати лет».

Получается, кроме тенденциозных записей Лигарита других свидетельств не сохранилось. Ясное дело, безоговорочно верить П. Лигариту у нас нет ни малейшего основания.
А кто такой этот Паисий Лигарит?

  • «Несмотря на европейскую образованность, в православном мире Паисия не уважали, так как он принимал католичество и переписывался с кардиналом Барберини. Своих конфликтов с иерусалимским патриархом Досифеем и другими крупными церковными деятелями Паисий Лигарид не скрывал… русского Паисий не знал…»

Весь послужной список нашего героя озвучивать не будем. Выложенного материала вполне достаточно для обоснованного заключения: более неподходящей фигуры для суда над русским патриархом и не придумать. Царь Алексей всех латинистов считал еретиками, поэтому не мог он пустить Лигарита для суда над православным понтификом.
Интересно, а как незнающий русского языка Лигарит судом руководил? Да и как вообще допустить, чтобы католик суд над православным патриархом устраивал? Почему католик правит судилищем в православной Москве? Ему вообще в Московию путь был заказан.

Нет, не любили романовские сочинители историю и писали зачастую очевидную халтуру. Папский послушник Лигарит мог оказаться в Москве, только если свет клином сойдется.… Но именно это и произошло в 1676 году. В результате убийства царя Алексея и Латинского переворота. Вот и прибыли наши товарищи во главе с Паисием Лигаритом в Москву. Прибыли прямиком из Рима. Прибыли разрушить духовный оплот православной империи и ввести на Руси католичество.

Главную роль на соборе играет западник Паисий Лигарит. Но, если прибыли восточные патриархи, то почему столько внимания некоему Паисию? Возникает логичное предположение, что неизвестный доселе «патриарх вселенский» Паисий и Паисий Лигарит - это одно и то же лицо.
Поэтому Паисий Лигарит в роли фальшивого патриарха Паисия Александрийского и выносит обвинения Никону. До сих пор православная церковь с большим скептицизмом смотрит на фигуру Паисия Александрийского, объявляя его «лжепатриархом». Говоря понятным языком, никакого «вселенского патриарха» Паисия церковь не знает. Современные историки пишут по этому поводу, что к моменту собора эти «патриархи» были низложены у себя на родине. Но царь Алексей об этом не знал (!).

Получается, прибыли в Россию не патриархи, а проходимцы, неизвестные на родине и официально осужденные церковью. Царь Алексей «случайно» их обнаружил в окрестностях Москвы и по простоте душевной пригласил «на огонек»… А те между делом решили патриарха московского судить. За гостеприимство.
Кстати, и Паисий Лигарит и Паисий Александрийский были низложены и отлучены от православной церкви. Вещь сама по себе уникальная. Поэтому отождествление Паисия Лигарита и Паисия Александрийского вполне обоснованно. Едва ли в одно и то же время жили два таких выдающихся проходимца, с одним и тем же именем и участвовавшие в одних и тех же событиях.

Все слова Паисия Александрийского на Соборе озвучены Паисием Лигаритом. Якобы, в качестве переводчика.… Но, это чушь - Лигарит не знал русского и на роль переводчика не годился.
По-видимому, Паисий Лигарит и есть «вселенский патриарх Паисий», прибывший в Россию в 1676 году для низложения Никона. Отсюда у Карташева и фигурирует информация о первом появлении патриархов в феврале месяце. Именно в феврале 1676 года, сразу после смерти царя Алексея, они и подъехали.

А как проходило само низложение Никона? Оказывается, приговор Никону был известен заранее. Никон категорически отказывался ехать на этот собор, объявляя его лживым сборищем проходимцев. Его привезли силой и 5 ноября в столовой избе низложили и взяли под арест. Костомаров пишет: «5 декабря опять собрался собор. У Никона на этот раз отняли крест, который прежде носили перед ним…»
Зачем отнимать православный крест у священника? Кому мешал святой символ православия?! Но именно от этого символа заговорщики избавились в первую очередь. До официального решения! Да и кому нужно было теперь это решение, если главу русской церкви уже лишили сана в темной столовой избе? Как не легализуй это позорное действо лживым «вселенским собором», хрен редьки не слаще.

Тем не менее, суд состоялся. Но, позвольте спросить, зачем? Неужели чтобы судить уже низложенного и арестованного старца? Нет, суд был созван совсем для другой заветной для Ватикана цели. Присутствие на нем Никона предполагалось УЖЕ в роли арестанта.


  • «12 декабря собрались вселенские патриархи и все духовные члены собора в небольшой церкви Благовещения, в Чудовом монастыре. ... Царь не пришел; из бояр были только присланы царем: князья Никита Одоевский, Юрий Долгорукий, Воротынский и другие. Привели Никона. …

  • В приговоре обвинили бывшего московского патриарха, главным образом за то, что он произносил хулы: на государя, называя его латиномудренником, мучителем, обидчиком; на всех бояр; на всю русскую церковь — говоря, будто она впала в латинские догматы...»

Обратите внимание, Никона обвиняют в том, что он выступает против латинских догматов! В этом и есть главная суть происходящих событий. Ни о каких раскольниках и ссоры с царем и речи нет. Собором правят некие бояре, царь отсутствует.

В начале 1676 года царь Федор еще юноша 13-ти лет, он пал под влияние бояр заговорщиков: Одоевского, Долгорукого и Воротынского. Как мы писали ранее, именно эти бояре принимали активное участие в убийстве царя Алексея. И именно эти бояре были активными участниками суда, якобы 1666 года. Но в 1666 году они еще не играли при дворе какой-либо заметной роли. Их взлет пришелся как раз на 1676 год. Про них подробно в следующей главе, а пока посмотрим, какие обвинения предъявили Никону.
Одним из главных обвинений было основано якобы на незаконном отождествлении Никоном московского и римского церковных престолов. Сегодня историки про это не вспоминают. Но Никон прямо заявлял, что свой авторитет Московский Патриархат обрел, как наследник Римской исчезнувшей епархии.
Но именно так и обстояли дела того времени. Москва - наследница Рима-Царьграда. Во времена Никона об этом хорошо знали. В этом и заключался весь смысл отстранения Никона и лишение Москвы прерогативы быть церковной столицей Империи.

В пересказах историков известна реакция Никона на эти «обвинения»:


  • « Если я достоин осуждения, — сказал Никон, — то зачем вы, как воры, привели меня тайно в эту церковку; зачем здесь нет его царского величества и всех его бояр? Зачем нет всенародного множества людей российской земли?

  • Разве я в этой церкви принял пастырский жезл? Нет, я принял патриаршество в соборной церкви перед всенародным множеством, не по моему желанию и старанию, но по прилежным и слезным молениям царя. Туда меня ведите и там делайте со мною, что хотите!»

Возмущение Никона вполне объяснимо. Если это Церковный Собор, с участием «вселенских патриархов», то почему все происходит в подпольной обстановке? Где народные массы, где весь православный синклит? Где царь, наконец?! Далеко не каждый год в Москву вселенские патриархи приезжают.…

Обратите внимание, на момент начала собора Никон считает себя единственным законным патриархом, обличенным властью. А нам говорят, что он давно отрекся.… Какая-то нескончаемая череда парадоксов - все происходит вопреки здравому смыслу и элементарным канонам того времени.

Поэтому ТИ-версию Собора 1666 года мы вынуждены признать, как очевидно ложную. Никон выступал против латинских веяний, именно ЗА ЭТО его и низложили. Низложили абсолютно незаконно.

Дело не в староверах, а в столкновении Запада и Востока, латинства и православия. В 1676 году латинская партия временно взяла верх.

Описывая Соборы 1666-1667 годов,все историки отмечают засилье западно-русских и иноземных церковников. Фактически, русские священники оказались на соборе в подавляющем меньшинстве.


  • «Всего же иноземных архиереев присутствовало теперь на Соборе двенадцать, чего прежде никогда у нас не бывало»

Какие же позиции отстаивали эти «киевские» церковники , какие цели преследовали? Наверное, православие защищали, старое благочестие.… Ничуть не бывало. Отстаивали они строго латинские взгляды и ошибочность православных догматов. Достаточно почитать речь Евфимия от 1687 года, в которой он доказывает

  • «что яд "латинской ереси" притек в Россию с Украины, что еретиками были все киевские ученыесо времен Петра Могилы, а московские сторонники просвещения, начиная с Полоцкого и Медведева, объявлялись лишь агентами пошатнувшихся в вере киевлян и злокозненных иезуитов»

Мы видим яркое подтверждение уже обнаруженного нами отождествления «киевских» просветителей с агентами иезуитами. Все настолько очевидно, что диву даешься, почему правду про эти события до сих пор официально не освещают.

Помимо Лигарита от латинствующих активно выступал некто Дионисий. Его откровения на этом соборе сохранились. Изучив их, Карташев пришел к обескураживающему открытию. Оказывается, на соборе обсуждался вовсе не Никон, не избрание нового патриарха, а сама русская церковь. Собор 1666-1667 годов можно назвать судом над русской церковью :


  • «Поэтому Дионисий, за ним патриархи, а за ними - увы! - и все русские отцы собора 1667 г. посадили на скамью подсудимых всю русскую московскую церковную историю, соборно осудили и отменили ее. Вот как отвергнута была главная веха русской обрядовой старины, т. е. Стоглавый собор »

Круг замкнулся! Карташев под давлением документов, признался: на соборе 1666 (1676) года судили не патриарха Никона, не раскольников, СУДИЛИ САМУ РУССКУЮ ЦЕРКОВЬ. В этом и заключается историческая правда. Только эту правду почему-то усиленно скрывают. Она не попала в учебники, там до сих пор невнятное бормотание про раскольников и двуперстие, про наглого Никона и тишайшего царя.

Но мог ли «тишайший» Алексей допустить подобный латинский шабаш в Москве? Тут ТИ-историки дружно замычат: конечно, он же Тишайший.…Остановимся и промоем мозги нашим историкам. Прошу простить меня за эту резкость, но иначе язык не поворачивается сказать.
Царь Алексей строго соблюдал правила всех русских церковных Соборов, включая главнейший Стоглавый собор. И тут он собственноручно приглашает «греков» с латинской начинкой, чтобы те засвидетельствовали ошибочность всей русской церкви. Все соборы признаются недействительным, а наивный царь слепо следует указаниям заезжих проходимцев.

Следом на скамье подсудимых оказывается ближайший соратник царя патриарх Никон, у него отбирают православный крест…. Каким бы не был царь тишайшим, но все это, извините, полная и наивная чушь. Поэтому данные события могли произойти только после смерти царя, в условиях чрезвычайных, критических.
Ни 1666, ни 1667 год такими признаками не отмечен. Ни один иноземный источник про этот Собор не пишет. Как могли остаться без внимания столь радикальные изменения в государственной политике?

Все источники 17 века утверждают, что Алексей Михайлович до самой своей смерти оставался верным древнему православному обряду, был привязан к патриарху Никону и ненавидел латинистов. Неприязнь ко всему латинскому у царя Алексея была столь сильна, что он запрещал молиться по-латински даже в Немецкой слободе. Вот что пишет Б. Койэтт в своих записках:


  • «…потому что в то время Католикам было запрещено отправление общественного Богослужения в Немецкой Слободе, и даже не было у них Священника; а как в нашем доме в воскресные и праздничные дни совершалось Богослужение, то Католики, несколько лет не имевшие возможности исполнять Христианских обязанностей, все стекались к нам…»

Это написано про зиму 1675-1676 годов. Получается, накануне своей смерти, царь Алексей также ненавидел латининстов, как и во времена дружбы с Никоном. Так каким образом за десять лет до этого могли оказаться в Москве католические священники во главе с Лигаритом?
Разве могли они судить патриарха Никона и саму русскую церковь на глазах у царя? Мог ли Алексей все это допустить, если не допускал в Россию НИ ОДНОГО СВЯЩЕННИКА, даже в Немецкую слободу? Ответы настолько очевидны, что оставим мычание наших историков без внимания.

Но чтобы вы могли более ярко представить себе всю абсурдность происходящего, сделаем небольшое отступление и расскажем, каких взглядов придерживался царь Алексей. Вот как Павел Алеппский описывает царя во время одной из церковных церемоний:


  • «Мы едва верили, что прибыли в свой монастырь, ибо погибали от усталости, стояния и холода. Но каково было положение царя, который оставался на ногах непрерывно около четырех часов с непокрытою головой, пока не роздал всем присутствующим четыре круговые чаши!

  • Да продлит Бог его дни и да возвысит его знамена славой и победой! Не довольно было ему этого: в минуту нашего прибытия в монастырь ударили в колокола и царь и его бояре с патриархом пошли в собор, где служили вечерню и утреню и вышли только на заре, ибо было совершено большое бдение.

  • Какая твердость и какая выносливость! Наши умы были поражены изумлением при виде таких порядков, от которых поседели бы и младенцы… какой это благословенный день, в который мы лицезрели сего святейшего царя, своим образом жизни и смирением превзошедшего подвижников!

  • О, благополучный царь! Что это ты совершил сегодня и совершаешь всегда? Монах ты или подвижник?... Тебе, превзошедшему отшельников, пустыннослужителей своим образом жизни и неизменным постоянством в бдениях.»

Посвященные 350-летию церковного раскола. 10 октября 2017 года в Москве, в Свято-Филаретовском православно-христианском институте, состоялось событие, венчающее обсуждение этого печального юбилея — научная конференция «Соборы 1666-1667 годов и их последствия для русской церковной жизни ».

Надо отметить, что нигде, кроме Свято-Филаретовского института, мероприятий, посвященных 350-летию этого трагического, воистину переломного периода нашей истории, не было. Не было их в таких учебных и научных центрах РПЦ, как Московская духовная академия или Свято-Тихоновский гуманитарный университет. И это несмотря на то, что в последнее время руководство РПЦ неоднократно заявляет о необходимости преодоления последствий церковного раскола середины XVII века, что невозможно без осмысления его причин.

На трагический юбилей Большого Московского Собора никак не откликнулись и основные старообрядческие согласия, хотя именно этот собор привел к окончательному разделению староверов с официальной церковью. Поэтому в ходе конференции неоднократно высказывалась благодарность ее организаторам за предоставленную возможность обсуждения этой по-прежнему актуальной темы. Также хочется поблагодарить историка русской литературы и старообрядчества Михаила Александровича Дзюбенко , который стал инициатором этого важного события.

На конференции присутствовали преподаватели и студенты Свято-Филаретовского института, представители старообрядческих согласий, священники РПЦ, специалисты по истории Русской Церкви и древнерусской культуры. Ведущий конференции, заведующий кафедрой церковно-исторических дисциплин Свято-Филаретовского института Константин Петрович Обозный , поприветствовал ее участников и отметил, что последствия антихристианских по своему духу Соборов 1666-1667 годов не преодолены до сих пор и продолжают влиять на наше общество.

Дело бывшего патриарха Никона до сих пор спрятано

Первое сообщение сделала , кандидат исторических наук, специалист в области истории Церкви и церковного права. Она обратила внимание на то, что «при всей своей важности для российской истории Собора 1666-1667 годов он до сих пор не изучен по-настоящему. Нет и устойчивого отношения к нему. Решения Собора РПЦ 1971 года о признании его решений «яко не бывшими» не являются выходом и когда-то до сих пор нерешенные вопросы, связанные с Собором 1666-1667 годов, все равно будут подняты ». Доклад был посвящен источниковедческим вопросам, которые возникают при изучении деяний Собора 1666-1667 годов и до сих пор не были предметом исследований.

Один это Собор или два Собора? На этот счет существуют разные мнения ученых. При обращении к деяниям Собора 1666-1667 годов приходится пользоваться печатными изданиями. Насколько эти деяния были известны и применялись в РПЦ до появления этих печатных изданий? Известно всего два рукописных списка деяний Собора. Один создан Симеоном Полоцким , написан по-славянски латинскими буквами. Он до сих пор не публиковался, сейчас доступен в интернете на сайте Троице-Сергиевой лавры. Второй список из Синодальной библиотеки сейчас находится в Государственном Историческом музее. В обоих списках оставлено много пробелов, обе рукописи не имеют подписей участников Соборов, хотя имена участников есть в тексте рукописей.

Есть два типографских издания второй половины XIX века: публикация в «Материалах для первоначальной истории раскола » и отдельное издание братства святого Петра митрополита. В обоих довольно точно переиздан текст вместе с пробелами. Научного издания деяний Собора 1666-1667 годов до сих пор нет. Из анализа деяний следует вывод, и впервые на это обратил внимание в середине XIX века митрополит Макарий (Булгаков), что они составлены позже Собора, так как в них упоминаются более поздние события, например, принесли или не принесли после Собора покаяние осужденные на нем лица. Деяния Собора заканчиваются «Наставлением о благочестии » с указаниями о практике совершения треб: крещения, венчания, исповеди и погребения. Оно составлялось в соответствии с малороссийским требником Петра Могилы и, вероятно, редактировалось участниками Собора из числа духовенства Киевской митрополии. «Наставление» должно было быть скопировано всеми священниками под расписку, им полагалось иметь его при себе для руководства в дальнейшей пастырской деятельности. Однако не известны ни рукописные его списки, ни отдельные печатные издания.

Под этой частью соборных решений есть подписи участников Собора, они опубликованы в издании братства Петра митрополита. Большая часть подписей воспроизведены, что практиковалось в то время (сейчас бы сказали — подделаны), но есть и подлинные подписи на греческом и арабском языках. Участники Собора перечислены в тексте «Служебника », изданного в 1667-1668 годах. Также в этом «Служебнике» приведены отдельные решения Собора 1666-1667 годов, в частности, об отмене Стоглава, неправильности жития святого Ефросина и «Повести о белом клобуке ». Издатели «Служебника» предполагали, что скоро будет официальное издание решений Собора 1666-1667 годов. В конце XIX века, в издании деяний Собора братством Петра митрополита, также сообщалось, что готовится официальное издание. Однако официального издания деяний Собора 1666-1667 годов нет до сих пор, так же, как и научного.

Есть издания рукописных копий «Служебника», которые часто неправильно называют решениями Собора. Они содержат первые 36 пунктов решения Собора. Там же приводится решение об отмене Собора 1620 года, собранного по инициативе патриарха Филарета и запрещающего обливательное крещение. Об этом известно намного меньше, чем об отмене решений Стоглава. Складывалась беспрецедентная ситуация — патриарх Филарет почитался как отец первого царя династии Романовых и в то же время отменялись деяния его Собора. До изданий Субботиным деяний Собора 1666-1667 годов во второй половины XIX века были известны только первые 36 пунктов его решений, вошедшие в «Служебник». Это соответствовало общей государственной политике — засекречиванию законов и решений о расколе. Никогда не издавались подготовительные материалы к Собору, черновые рукописные проекты решений, свитки материалов к судебным решениям Собора, за исключением статьи Е. М. Юхименко о деле Ефрема Потемкина .

Определенной загадкой является дело об извержении из сана патриарха Никона . Оно было изъято из соборных документов, хотя на Соборе проходил суд над ним, и именно для этого в Москву вызывались вселенские, как их тогда называли, патриархи. Дело Никона было передано на тайное хранение и не возвращалось в Синодальную библиотеку, несмотря на многочисленные просьбы.

«Существует необходимость издать научное издание деяний Собора, с указанием разночтений списков, издание дополнительных и подготовительных материалов », — подчеркнула в завершение своего выступления Е.В. Белякова.

——————

Заведующий книгохранилищем при митрополии РПсЦ В.В. Волков поблагодарил за содержательный доклад и задал вопрос: «Ведется ли подготовка к изданию деяний Собора ?» Е. В. Белякова ответила, что этот вопрос обсуждался с Е.М. Юхименко, так как многие документы по Собору хранятся в ГИМе, но пока решение не принято.

——————

Священник спросил, на основании чего сделано издание деяний Собора 1666-1667 годов, осуществленное в 2014 году в Санкт-Петербурге издательством «Квадривиум ». Е.В. Белякова ответила, что это переиздание текста, опубликованного братством Петра митрополита с целью доступности его для современного читателя.

——————

В ходе обсуждения доклада бы задан вопрос: «Являются ли деяния Собора 1666-1667 годов в наши дни каноническим источником или они превратились в чисто исторические документы ?» Е.В. Белякова ответила, что когда на Поместном Соборе РПЦ 1917-1918 годов обсуждался вопрос об отмене клятв Собора 1666-1667 годов на старые обряды и их придерживающихся, то были запрошены деяния Собора 1666-1667 годов из синодальной библиотеки. Эти деяния рассматривались на заседаниях, а следовательно были признаны как канонически действительные. «Это единственный известный мне пример официального обращения к этим деяниям », — сообщила Е.В. Белякова.

——————

После этого к участникам конференции с приветственным словом обратился ректор СФИ, профессор священник Георгий Кочетков . Он высказал убежденность, что тема конференции очень важна, актуальна, касается не только прошлого, но работает на будущее. По мнению о. Георгия, в истории Русской Церкви было два взаимосвязанных события, очень отрицательно повлиявших на последующую жизнь Церкви и народа. Это борьба с нестяжателями и последующая за этим борьба со старообрядчеством. Отход от евангельских начал любви и братолюбия в конечном счете и привел к революции 1917 года, поэтому без покаяния не обойтись. Это же относится и к событиям середины XVII века.

Доклад Александра Сергеевича Лаврова (университет Париж — Сорбонна) был посвящен вопросам текстологии сочинения протопопа «Повесть о страдавших в России за древлецерковная благочестная предания ». Это важный исторический источник о первых гонениях на старообрядцев. Внимание исследователя привлек ранее не публиковавшийся список XVIII века, в котором упоминается важное и ранее неизвестное обстоятельство: сын боярыни Феодосии Морозовой Иван Глебович назван крестником самого царя Алексея Михайловича . В этом списке в связи с преждевременной и таинственной смертью юного придворного Ивана встречается высказывание протопопа Аввакума, что «царь своего крестника Иванушку не уберег ». Поскольку все имущество умершего Ивана Глебовича Морозова было унаследовано царем, то это было очень сильное и опасное обвинение.

Упомянутый список XVIII века «Повести… » написан каким-то малограмотным писцом, совершенно не знавшим исторических и даже географических обстоятельств описываемых событий. Судя по всему, он не понимал, о каком «Иванушке » говорил Аввакум, и поэтому оставил столь опасное высказывание. В уже опубликованных и более ранних списках «Повести… », списатели которых хорошо знали реалии того времени, обвинение протопопа Аввакума в адрес царя в связи со смертью Ивана Глебовича Морозова, по-видимому, было опущено. В завершение своего доклада А. С. Лавров высказал сожаление, что тексты протопопа Аввакума до сих пор собраны и изданы недостаточно полно.

Антихрист пытался восхитить Киевскую Русь

Представитель , преподаватель Санкт-Петербургского государственного педагогического университета им. Герцена, автор известных книг по истории церковного раскола, рассказал о том, как Собор 1666-1667 годов воспринимался старообрядцами. Еще задолго до трагических событий середины XVII века послышались первые голоса, предупреждающие об опасности. Западнорусский богослов и проповедник конца XVI века Стефан Зизаний по просьбе князя Константина Острожского сделал перевод с греческого языка 15-го огласительного поучения святого Кирилла Иерусалимского , посвященного пришествию антихриста, с комментариями. Под названием «Кирилова книга » он был издан на белорусском и польском языках в Вильно в 1596 году.

В своих комментариях Зизаний предупреждал, что в 1492 году началось восьмое тысячелетие от сотворения мира, и что именно в этот период, согласно распространенным тогда мнениям, должно произойти Второе Пришествие Христа. В качестве признака «последних времен » Зизаний считал посягательство на православие со стороны римского папского престола, являющегося, по его мнению, престолом антихриста. Около 1622 года в Киевской митрополии появляется антикатолическое сочинение Захарии Копыстенского «Палинодий ». В предисловии излагается схема последовательных отпадений христиан к антихристу.

По мнению Захарии Копыстенского, отпадение имеет последовательные этапы во времени. В 1000 году (1054) состоялось отпадение папского Рима от православия, окончилось «связание » сатаны на 1000 лет. Примерно в это же время, в 988 году, состоялось крещение Руси князем Владимиром , в Церковь вступила Русь, заняв место отпадшего Рима. Сложение с этой датой апокалиптического числа 666 дало 1666 год. В 1600 (1596) году, после Брест-Литовской унии, антихрист сделал попытку восхитить Киевскую Русь — наследие крестителя Руси князя Владимира. В результате этих событий православные Западной Руси фактически лишились трехчинной иерархии. По пророчеству «Палинодии» дальнейшее развитие связанных с антихристом событий произойдет в 1660 и окончательно в 1666 году, однако что именно произойдет, не указывалось.

Другой украинский полемист, афонский инок Иоанн Вишенский , утверждал, что благодаря нескольким бывшим в истории отпадениям антихрист уже торжествует над миром и близок конец света. Он высказывал мысль о возможности сохранения православной веры при отпадении в ересь «владык и попов ». В России «Кирилова книга» была издана в 1644 году в Москве, произведения западнорусских полемистов распространялись и в рукописях. Наступил роковой 1666 год. Собора ждали как сторонники реформ, так и противники. Рядовое духовенство в массе было против, в богослужении царил полный хаос. Были надежды, что вместе с осуждением Никона Собор отменит все его нововведения, восстановит в Церкви мир и прежнее боголепие. Царь дал согласие на созыв Собора 2 ноября 1665 года, только после смерти Спиридона Потемкина — общепризнанного авторитета и одного из лидеров ревнителей благочестия. После этого были арестованы все находившиеся на свободе вожди старообрядческой оппозиции. В феврале 1666 года в Москву по царским грамотам съехались все русские архиереи и видные представители духовенства. Среди участников Собора не было ни одного архиерея дониконовского поставления. Фактически была создана «карманная » иерархия, ярким представителем которой был патриарх Иоаким , заявляющий:

Не знаю ни старой веры, ни новой, но что начальницы велят, то и готов творить и слушать их во всем.

Перед Собором царь потребовал от каждого архиерея письменно подтвердить, что они считают греческих иерархов, греческие церковные чины православными и признают решения Московского собора 1654 года, бывшего при патриархе Никоне и постановившего привести русские богослужебные чины и обряды в соответствие с греческими. Все призванные на Собор архиереи это подтвердили.

Первая часть Собора, открывшаяся 29 апреля 1666 года, проходила только с участием русских иерархов и отличалась меньшим радикализмом, чем Большой Московский Собор 1666-1667 годов, прошедший позже с участием греков. После безуспешных попыток склонить на свою сторону протопопа Аввакума и его сподвижника дьякона Феодора их расстригли и предали анафеме, как еретиков. Хотя Собор 1666 года формально не проклинал старых обрядов, он полностью запретил их употребление в Церкви и признал единственно правильными новопечатные книги и введенные в ходе никоновских реформ обряды. Вторая часть Собора 1666-1667 годов открылась в Москве 28 ноября 1666 года с участием приглашенных царем в Москву восточных патриархов. Из присутствующих на Соборе 29-ти архиереев 12 были иностранцами.

Был осужден и лишен сана патриарх Никон, избран новый патриарх Иоасаф . Однако церковная смута не закончилась, но еще больше усилилась, поскольку, осудив Никона, Собор одобрил его реформы. Поэтому в апреле 1667 года Собор вновь обратился к проблеме «церковных мятежников » и церковного обряда. Вожди старообрядчества были повторно вызваны на собор и осуждены. Кто-то покаялся, многие остались при своих убеждениях. После продолжительной беседы с восточными патриархами протопоп Аввакум был сослан в Пустозерск.

13 мая 1667 года на Соборе были торжественно преданы проклятию используемые на Руси со времен ее крещения дониконовские чины и обряды. Все использующие их предавались проклятию и анафеме «со Иудой предателем, и с распеншими Христа жидовы, и со Арием, и со прочими проклятыми еретиками ». Постановления знаменитого Стоглавого Собора 1551 года о двуперстии и сугубой аллилуии, на котором присутствовали многие прославленные впоследствии русские святые, были отменены и объявлены писаными «не рассудно, простотой и невежеством ». Была поругана и предана проклятию вся многовековая традиция русской святости. В завершение своей работы Собор 1666-1667 годов постановил принимать католическое обливательное крещение как истинное, что противоречило не только Поместному собору 1620 года, бывшему при патриархе Филарете, но и всей идущей от апостольских времен практике древней Церкви. Священник, дерзнувший принять католика через крещение, должен был быть извергнут из сана. Католики, по сути, были объявлены правоверными и православными.

Большой Московский Собор 1666-1667 годов привел к окончательному расколу в Русской Церкви и благословил развязанный светскими и духовными властями геноцид русского народа. За этим последовал отток населения на окраины России и за границу, в сопредельные страны. К нашему времени очевидна бессмысленность и надуманность многих постановлений Большого Московского Собора 1666-1667 годов. Как писал в начале XX века историк Н. Ф. Каптерев :

Необходим новый соборный пересмотр всего этого дела, чтобы Русская Церковь по-прежнему стала едина, какою она была до патриаршества Никона.

После выступления К. Я. Кожурина был задан вопрос: «Существовала ли историческая связь между нестяжателями и старообрядчеством ?» Докладчик ответил, что лидер противников реформы Григорий Неронов имел связь с местами, где подвизались заволжские старцы. Нилова пустынь долго держалась старых обрядов.

——————

О. Иоанн Миролюбов отметил, что теория поэтапного завоевания мира антихристом легла в основу безпоповской идеологии и возникла до раскола. При этом в печатных изданиях «Кирилловой книги» тексты Кирилла Иерусалимского и комментарии Стефана Зизания не разделены друг от друга, никак не закавычены, и читатель того времени все, напечатанное в этой книге, в том числе и мнения Зизания, считал святоотеческим учением, принадлежащим святому Кириллу.

Взаимное влияние старообрядчества и новообрядчества — непреложный факт

Следующим докладчиком был историк русской литературы и старообрядчества .

Хотя духовенство господствующего исповедания «боролось с расколом», а старообрядцы — с «никонианской ересью», всегда существовало низовое взаимодействие и взаимовлияние на семейно-бытовом уровне, — сказал он. — Этот вопрос мало изучен, хотя представляет большой интерес.

Далее докладчик привел ряд примеров такого взаимного влияния. Так, почитание образа Богородицы «Нечаянная радость » возникло в новообрядческой церкви после издания книги «Руно орошенное » Дмитрия Ростовского , известного противника старообрядчества. Несмотря на это, оно впоследствии перешло в среду старообрядцев. Список иконы «Нечаянная радость» есть в на Рогожском кладбище. Почитается старообрядцами и икона «Всем скорбящим Радость », прославившаяся в официальной церкви во второй половине XVII века, уже после раскола. Имело место и обратное влияние. Днепрская икона Богородицы — это старообрядческий извод Корсунской иконы . Она почиталась на Ветке, Иргизе, Керженце, ее почитание было очень распространено в Гуслицах. Но эта же икона почиталась и приверженцами господствующей церкви.

Очень интенсивным был идейный взаимообмен между официальной церковью и старообрядчеством в начале XX века. Во время между 1905 и 1917 годами Синодальная церковь готовилась к созыву Поместного Собора, который не собирался уже более двухсот лет. Поднимался вопрос возрождения приходской общины, православных братств. При этом неизменно обсуждался опыт современного старообрядчества, сохранившего и соборность, и живую приходскую общину.

Старообрядчество, получившее после 1905 года возможность легально создавать приходские школы, изучало опыт в этой области господствующего исповедания. Однако взаимное влияние было не всегда благотворным. Так, в 1911 году старообрядческий архиепископ (Картушин), первоиерарх белокриницкой иерархии, предпринял попытку не допускать мирян на соборы епископов, и один собор прошел без участия мирян. Это вызвало резкую отповедь мирян-старообрядцев в печати, которые писали, что старообрядческая Церковь начинает перенимать никонианский опыт, иерархия стремится отделиться от мирян, которым оставляется только возможность молиться в храмах. И уже со следующего года соборы опять стали проходить с участием мирян. В заключение М. А. Дзюбенко подчеркнул, что вопрос взаимного влияния старообрядцев и «никониан » еще мало разработан и представляет большой интерес.

На конференцию не смог приехать Сергей Львович Фирсов , профессор Санкт-Петербургского государственного университета. Поэтому организаторы конференции желающим раздали текст его доклада. В нем сообщалось о работе Отдела по единоверию и старообрядчеству Поместного Собора РПЦ 1917-1918 годов. Председателем Отдела был митрополит Антоний (Храповицкий). Основным вопросом было устроение жизни единоверия в новых условиях, вопросы единоверческого епископата, организация единоверческих епархий.

Одним из наиболее важных вопросов, обсуждавшихся на заседаниях Отдела, был также и вопрос о клятвах Большого Московского Собора 1667 года, без официального разрешения которого оказывалось невозможно найти общий язык со сторонниками «древлего благочестия», желающими быть чадами Русской Православной Церкви, при этом сохраняя традиции церковного благочестия XVII века. Вопрос много и активно обсуждался, председатель Отдела митрополит Антоний (Храповицкий), поддерживая положительное решение вопроса, заявлял, что отменой клятв Собора не следует смущаться: «Хотя этот Собор, желая привести в полное единение Русскую Церковь с греческою, и запретил с клятвою «старые» чины и обряды, но раз эта мера не удалась, и цель не достигнута, то ее надо отменить, оставив клятву только на хулителей Церкви <…>.

Некоторые члены Собора при обсуждении этого вопроса утверждали, что клятвы Собора 1667 года «имеют предметом только противников Церкви и о «старых» обрядах не говорят ничего ». На одном из последних заседаний Отдела в сентябре 1918 года при обмене мнениями пришли к заключению, что клятвы Собора 1656 года, осудившего двуперстие и проклявшего крестящихся двумя перстами, следует безотлагательно снять решением Собора Русской Церкви, а вопрос о клятвах Собора 1667 года отложить до Собора с присутствием Восточных патриархов. Предлагалось обратиться к старообрядцам с заявлением, что признанием единоверия «Православная Церковь равночестно почитает и принимает старые обряды и книги первых пяти Российских патриархов » и призвать старообрядцев «к миру, единению, взаимной любви и забвению прошлой распри ». Однако провести эти идеи в жизнь удалось уже в иное время, на Соборе 1971 года, принявшем решение «Об отмене клятв на старые обряды и на придерживающихся их ».

——————

Преподаватель, выступил с сообщением «Религиозные преследования старообрядцев как фактор внутренней колонизации России: взгляд народников ». В 70-80-е годы XIX века старообрядцы, особенно безпоповцы, стали объектом пристального внимания народников.

Революционные народники считали, что старообрядцы-безпоповцы, радикально отвергающие российское государство как антихристово, смогут стать союзниками в революционных преобразованиях. Но в целом в старообрядческой среде отношение к революционной практике было отрицательным. Умеренное народничество считало, что безпоповские старообрядческие согласия осуществили некапиталистическую общественную модель на принципах народоправия и общинности, как федерацию самоуправляющихся общин.

——————

По мнению о. Иоанна Миролюбова, прозвучавшем после доклада, народники, изучая старообрядчество, «в чем-то разобрались, в чем-то не разобрались, а что-то поняли совсем неправильно ».

——————

Сотрудник Института русского языка им. В. В. Виноградова, прочел доклад на тему «Обращение к старообрядческому опыту в дискуссии о церковных реформах ».

Новообрядческие публицисты много писали о старообрядчестве в ходе споров о церковной общине, в качестве образца для возрождения которой предлагалась идеализированная дониконовская церковная жизнь. А старообрядческие общины воспринимались в качестве ее живых осколков. Однако «желание вернуться к древности на практике неизбежно приведет к реформам в настоящем, создаст нечто новое, и это хорошо », — так А. Г. Кравецкий сформулировал основную мысль своего доклада.

Доклад Екатерины Александровны Алексеевой , сотрудницы Свято-Филаретовского института и организатора конференции, был посвящен старообрядческим Освященным Соборам и всероссийским съездам начала XX века и основывался на публикациях старообрядческого журнала «Церковь ».

Единоверческие приходы РПЦ должны получить официальный статус

Протоиерей Иоанн Миролюбов , возглавляющий Патриарший центр древнерусской богослужебной традиции , сделал сообщение, посвященное современному состоянию . Он отметил, что исторически единоверие возникло снизу, как стремление простых верующих-старообрядцев обрести единство с Русской Церковью, сохранив при этом любимые ими дониконовские церковные чины и обряды. Однако архиереи того времени верили, что дониконовские обряды — поврежденные, еретические. Поэтому единоверие начала XIX века воспринималось епископами исключительно как миссионерский проект, целью которого было постепенное приведение «раскольников » к единственно правильному новому обряду. Поэтому деятельность единоверческих приходов была обставлена многими ограничениями.

Ко времени Собора 1917-1918 годов академическая наука доказала, что старый обряд вполне православен. На Соборе были прияты решения, которые впервые уравняли в правах приходы старого и нового обрядов. Было принято решение об единоверческом епископате. В это время было 600 единоверческих приходов и 20 монастырей. Постепенно были поставлены 20 единоверческих епископов. Однако все они, кроме одного, были репрессированы. Когда в 1937 году был арестован последний единоверческий епископ, решением патриарха Сергия (Страгородского) единоверческие приходы были переданы в управление местным епископам, и это положение сохраняется до сих пор. В 1971 году были сняты клятвы со старых обрядов. Старообрядцы на это не прореагировали, но какая-то психологическая стена пала, контакты активизировались.

К юбилею 1000-летия крещения Руси в 1988 году на территории СССР осталось всего два единоверческих прихода — один в Нижегородской области, а один на Украине. В настоящее время единоверческих приходов около 35. Точнее сказать трудно, так как отсутствуют критерии, по которым приход можно считать единоверческим. Меняются философия и задачи единоверия. Миссионерская деятельность если и осуществляется, то на индивидуальном уровне.

——————

Основная задача единоверия сегодня — реабилитация дониконовской церковной традиции внутри РПЦ.

——————

В современном единоверческом приходе выходцы из старообрядчества составляют меньшинство. В основном это верующие РПЦ, которые тяготеют к идеалам Святой Руси, к древнерусской иконе, пению, богослужению. Среди них немало людей с гуманитарным образованием, которые выбрали единоверие вполне сознательно. Постепенно меняется отношение к единоверию и на общецерковном уровне. В 2000 году была проведена конференция, посвященная 200-летию единоверия. Была создана комиссия по делам старообрядных приходов, создан Патриарший центр древнерусской богослужебной традиции. Издаются книги по дониконовской певческой традиции и богослужению, готовятся регенты, владеющие знаменным пением.

Однако есть и нерешенные проблемы. Комиссия по делам старообрядных приходов не имеет никаких рычагов управления. Нет четких критериев, по которым можно определить, является ли приход единоверческим или нет. Единоверческие приходы не упоминаются в уставе РПЦ, нет «Положения» о них. Из-за отсутствия единоверческого епископата судьба единоверческих приходов полностью зависит от отношения местного архиерея, которое может быть очень разным. Возможности центра древнерусской традиции очень ограничены, мы только недавно смогли получить свое помещение.

Пересмотр деяний Соборов или анафема им?

К концу конференции начался обмен мнениями в форме круглого стола.

Историк и публицист Глеб Станиславович Чистяков обратил внимание на то обстоятельство, что в последний год очень много публикуется материалов о 100-летии революции, но почти не слышно ничего о 350-летии церковного раскола, который тоже является одним из наиболее трагических событий нашей истории. Почти никто не знает, что на , состоявшемся в Москве 23-26 апреля 2015 года, был принят документ, содержащий подробный богословский анализ Большого Московского Собора 1666-1667 годов. Состоит он из восьми обличений, в которых показывается не только каноническая и обрядовая нелепость его многих решений, но и содержащиеся в них явные ереси, уже осужденные Церковью. Далее он зачитал некоторые выдержки из этого документа.

——————

После этого докладчик зачитал высказывания нескольких современных известных церковных деятелей о Большом Московском Соборе. Так, представитель Русской Древлеправославной Церкви о. считает, что РПЦ должна собрать новый Собор и отвергнуть ошибочные решения Собора 1666-1667 годов подобно тому, как в свое время на седьмом Вселенском соборе были отвергнуты иконоборческие соборы.

——————

Представитель альтернативного православия епископ Григорий (Лурье) (РПАЦ) не видит, зачем эти решения 1666-1667 гг. нужно пересматривать и переделывать. Он отмечает:

По-моему, их надо просто анафематствовать, т. к. они целиком являют совершенно ложный взгляд на православие. Если надо сказать официально вслух об анафематствовании этого собора, то мы, АС РПАЦ (Архиерейское Совещание Российской Православной Автономной Церкви — прим. ред.), к этому готовы.

——————

Так, митрополит Тульчинский и Брацлавский Ионафан (Елецких) и профессор Московской духовной академии А. Осипов считают, что, хотя решения Собора 1666-1667 содержат в себе недочеты, отменять их не имеет смысла, поскольку отдельные «странные и чудаковатые решения этого Собора » в наши дни никто не разделяет.

——————

Философ-безпоповец М. Шахов обращает внимание на тот факт, что решения Собора, содержащие клятвы на старый обряд, были в течение трех веков неотменяемы, а решения, касающиеся патриарха Никона, были через пятнадцать лет отменены царской властью.

——————

Известный ученый-старообрядец () А. В. Муравьев напоминает, что, с точки зрения старообрядцев, Собор 1666-1667 годов своими решениями вывел себя за пределы истинной Церкви в еретическое сообщество.

——————

Жестко о большом Московском Соборе высказались отечественные публицисты. Главный редактор портала «Кавполит » М. Шевченко отметил:

Была порвана плотная ткань русской жизни, которая веками складывалась через события тяжелейшей истории, которая до этого момента ничем не отличалась, по сути, от европейской истории. Алексей Михайлович таким образом нанес страшное оскорбление русскому православному народу и русскому православному самосознанию.

——————

Ведущий телеканала «Царьград » Егор Холмогоров заявил:

Общество и Русская Православная Церковь должны достаточно решительно, принципиальным образом переоценить эти события. Здесь необходимо не просто говорить о примирении, а четко констатировать, что постановления Большого Московского Собора были серьезной ошибкой.

——————

Чем больше мы узнаем о Большом Московском Соборе, тем больше вопросов: Собор ли это вообще? Или это суд над протопопом Аввакумом, перемежаемый конференциями? Секретаря не было, полного издания решений нет.

Состоится ли официальная отмена РПЦ решений Большого Московского Собора? В отличие от Римо-католической церкви, где существует процедура отмены ранее принятых канонических документов, в православной традиции ими просто перестают руководствоваться безо всякой официальной отмены. По мнению о. Иоанна, скорее всего так будет и с деяниями Большого Московского Собора.

——————

Публицист А. В. Шишкин обратил внимание, что так называемая отмена клятв на соборе РПЦ 1971 года — это сильно запоздавший ответ на поступающие еще с начала XIX века просьбы единоверцев об отмене клятв большого Московского Собора. Это не является ни признанием правоты старообрядцев, ни покаянием перед ними. Формулировка «считать клятвы яко не бывшими » бессмысленна, так как Большой Московский Собор изменил всю дальнейшую историю России. Кроме того, это уход от ответа на вопрос: «Правильными или ошибочными были решения Собора ?» Если их признать ошибочными, то тогда неизбежно встанет другой вопрос: «А является ли новообрядческая церковь истинной Церковью Христовой, столпом и утверждением истины (1 Тим. 3:15)?»

——————

О. Георгий Кочетков возразил:

Я считаю, что по духу и смыслу решение Собора 1971 года было направлено ко всем старообрядцам, и вскоре после этого Собора митрополит Никодим (Ротов) встречался с лидерами старообрядческих согласий, но после его смерти все затихло. Если отменить решения Большого Московского Собора, то это может поколебать у простых людей веру в свою Церковь, надо быть острожным. Наше единство во Христе, а не в обряде и не в пении, которые очень изменялись в разные эпохи. Ради любви к Церкви и народу надо идти навстречу друг другу.

——————

Игумен (Сахаров) отметил:

Похвальна инициатива Филаретовского института обсудить вопросы, связанные с Большим Московским Собором. Такое мероприятие невозможно представить, например, в аудитории Московской Духовной Академии. У нашего духовенства нет пиетета перед этим Собором, который, безусловно, стал трагедий русского народа и державы. Что делать? Быстрое исцеление раскола невозможно. Нужны реалистические, последовательные шаги вперед, чтобы уменьшить количество зла. Неправда и зло должны быть признаны таковыми.

Большой Московский Собор должен вытесняться на периферию церковного права с полным изгнанием в будущем. Примером может стать отношение к известной декларации митрополита Сергия (Страгородского), которая не осуждена официально, но патриарх Алексей II заявил, что мы больше не руководствуемся этим документом. Покаяние за гонения на старообрядцев необходимо, пример дает Зарубежная Церковь , надо ему последовать. А дальше как Господу будет угодно устроить.

——————

Отец Евгений Чунин (РПсЦ) заметил:

Оценка Большого Московского Собора до сих пор неоднозначна даже в кругу специалистов, тем более невозможно единое отношение к нему в народе. Необходимо поэтапно избавляться от неправды, в первую очередь от несомненной и сознательной лжи по отношению к старообрядчеству. Куча мифов о старообрядчестве, о старой вере распространяется со времен Большого Московского Собора и до наших дней. И они уже внедрены в массовое сознание. Надо кропотливо работать по исправлению ситуации, ставить перед собой малые конкретные задачи.

Отец Евгений поблагодарил организаторов конференции, сказав в завершение, что тема её актуальна и к этой теме необходимо возвращаться еще.

——————

Осуждением Никона не закончилась деятельность Московского собора. Собор 1667 года подтвердил определения собора 1666 года, одобрил книжные исправления Никона, произнес анафему на раскольников за их хулы и порицания на Православную Церковь и новоисправленные обряды. Клятва Стоглава на троеперстие и тройное аллилуйя была отменена. Собор совершенно согласился со взглядом низложенного патриарха на Монастырский приказ. Все церковные дела были изъяты из гражданской подсудности Монастырскому приказу, церковные лица на прежних основаниях были подчинены по гражданским искам суду епархиальных архиереев. Духовных лиц не велено было "вовлекать в мирские судилища" не только по делам гражданским, но (до снятия сана) даже по делам уголовным; миряне, служащие в церкви и церковном управлении, тоже подчинены были суду своих епархиальных архиереев. Вследствие такого распоряжения, взамен Монастырского приказа организованы были при архиерейских кафедрах духовные суды, так называемые Духовные приказы (из судей духовного сана).

Собор настаивал на усилении образования в духовенстве, ибо, рассуждали отцы собора, во священство поставляются невежды, которые "ниже скоты пасти умеют, кольми паче людей". Велено было строже производить выбор кандидатов на церковные места, а духовным лицам внимательнее относиться к обучению своих детей, чтобы последние были более достойными наследниками отцовских мест.

Собор заметил, что приходы переходили в духовных семьях по наследству; доходили до того, что у кого из членов причта не было для наследия прихода детей, тот продавал свое место чужим. Собор восстал против такой незаконной практики. Для укрепления авторитета духовенства собор указал ему носить приличное одеяние, не участвовать в пьяных свадебных поездках и прочее. Собор отменил старинное запрещение службы вдовым священнослужителям, в результате чего стало меньше безместного духовенства. Относительно монашеств собор принял меры против непомерного увеличения числа иноков; не велено было постригать без разрешения власти и должного испытания, мужей без согласия жен, и жен без согласия мужей, людей крепостных без их освобождения, запрещено постригать вне монастыря в мирских домах, даже болящих перед смертью. Изречены строгие правила против бродяжничества монахов и монахинь, проживания их в мирских домах и пр. Высказано несколько резких обличений против юродивых и пустосвятов, бродивших с "распущенными волосами и нагими."

Отменено постановление патриарха о принятии латинян в Православие через перекрещевание. И произнесены анафемы на старый обряд!!! Чем положено начало окончательному расколу.


В отношении старого русского обряда греческие организаторы и участники собора проявили какую-то злобную непримиримость. Они не только настояли на наложении клятв и анафемы на всех тех, кто пользовался двуперстием и старым уставом, но решили поставить под запрещение все элементы старой русской церковной традиции и снять с России тот ореол незыблемой верности православию, которым она гордилась после Флорентийского собора и зарождения теории о Третьем Риме.

Инициатива развенчания старинной русской церковной славы, видимо, принадлежала архимандриту Дионисию, а может быть, частично и Лигариду. Русским иерархам такая мысль, конечно, не могла прийти на ум, а греческие патриархи слишком мало знали русскую церковную историю, чтобы осуждать древние русские предания и соборные постановления. Лигарид вел почти что все переговоры с патриархами, а грек Дионисий еще во время русского собора 1666 года сочинил трактат для осуждения русского крестного знамения и старых книг. Как это показал еще Н. Ф. Каптерев, текст сочинения Дионисия лег в основу тех частей соборных деяний 1666 года, которые осуждали русские богослужебные и обрядовые особенности. По мнению Дионисия, русские завели богослужебные ереси еще с тех пор, как порвали свою зависимость от Константинополя. До тех пор “воссияша благочестие и православие болше зде в России”, - писал этот малограмотный в истории богослужения грек. После того же как русская церковь порвала с Константинополем, “начаша были зде сия прелести [ереси]: о сложении перстов, и прилог в символе и аллилуйа и прочее”, и вся русская земля “темным омрачением омрачишася”.

Презрение к русскому обряду Дионисий показал не только на словах, но и на деле. Когда в великую субботу 1667 года во время торжественного патриаршего богослужения в присутствии царя русское духовенство пошло с плащаницей “по солонь” (по движению солнца), то Дионисий совершенно неожиданно увлек греческих патриархов и остальное греческое духовенство в обратном направлении, навстречу русской процессии. Произошли замешательство и довольно резкий спор между русскими и греческими архиереями. Наконец сам царь вмешался в конфликт между русскими и греками, предложив, чтобы и русские пошли вслед за гостями, оставив старинный русский обычай ходить посолонь, который, кстати сказать, русские, конечно, унаследовали из ранневизантийского обряда.

Постановлениями собора были запрещены следующие русские церковные сочинения:

1) Повесть о Белом Клобуке, в которой писалось о том, что после предательства православия греками на Флорентийском соборе и падения Константинополя защита церкви стала обязанностью русского народа и в которой говорилось об исторической роли Руси, Третьего Рима, где “слава Св. Духа воссия”.

2) Постановления Стоглавого собора 1551 года, который официально подтвердил правильность тех особенностей, которые отделяли русский обряд от новогреческого. Это осуждение Стоглавого собора, видимо, казалось грекам особенно важным, так как оно неоднократно повторяется в Деяниях.

3) Житие преп. Евфросиния, в котором оправдывалось ныне запрещенное двукратное пение аллилуйя.

Мелочность греков дошла до такой крайности, что собор даже запретил писать на иконах лики русских митрополитов Петра и Алексея в белых клобуках.

Эти резолюции явились своего рода историко-философским реваншем для греков. Они отомстили русской церкви за упреки по поводу Флорентийского собора и разрушили этими постановлениями все обоснование теории Третьего Рима. Русь оказывалась хранительницей не православия, а грубых богослужебных ошибок. Миссия России охранять православие была объявлена несостоятельной претензией. Все осмысление русской истории менялось постановлениями собора. Православное русское царство, предвестник грядущего царства Св. Духа на земле, превращалось просто в одну из многих монархий - простое государство, хотя с новыми имперскими претензиями, но без особого освященного Богом пути в истории.

Читая эти деяния собора, историк не может отделаться от неприятного чувства, что и лица, составлявшие текст постановлений этого полугреческого-полурусского собрания, и принявшие их греческие патриархи формулировали эти решения с нарочитым намерением оскорбить прошлое русской церкви. Так, например, параграф, относящийся к осуждению Стоглавого собора, говорит о том, что решение закрепить в России двуперстное крестное знамение и сугубую аллилуйю было “писано не рассудно простотою и невежеством”. Сам митрополит Макарий, бывший душой собора 1551 года, также был обвинен в невежестве, так как он не считался с греками: “Зане той Макарий митрополит, и иже с ним мудрствоваша, невежеством своим безрассудно, якоже восхотеша сами собою, не согласяся с греческими и с древними харатейными словенскими книгами. Ниже со вселенскими [то есть греческими] святейшими патриархи о том советоваша и ниже совопросишася с ними”.

Этим нелепым заявлением греческие патриархи и их советники, Дионисий и Лигарид, сами расписывались в своем полном невежестве в вопросах исторической литургики. Они совершенно не отдавали себе отчета в том, что двуперстное знамение и прочие обрядовые разногласия русской церкви с греческой XVII века были гораздо старше новогреческих и восходили к ранневизантийским образцам, введенным на Руси самими греками еще в XI веке. Сами же заключения собора стали ныне свидетельством не русской отсталости, а печальным памятником греческой заносчивости и забвения ими своего собственного старого предания. Постоянное упоминание, что деяния собора были делом греков - “толкуем же мы, два патриарха [русский патриарх Иоасаф ими, видимо, не принимался во внимание] сие правило” - к счастью, хотя бы частично снимает ответственность с русского епископата за всю нелепость и злобу этих постановлений.

Осуждение сторонников старого обряда было сформулировано в не менее оскорбительных и канонически нелогичных фразах, которые били не только по русским традиционалистам, но и по патриарху Константинопольскому Паисию и созванному им в Константинополе собору. Ведь патриарх Паисий, касаясь унификации обряда, ясно писал еще в 1655 году: “Не следует нам и теперь думать, будто извращается наша православная вера, если кто-нибудь имеет чинопоследование несколько отличающееся в пунктах, которые не принадлежат к числу существенных членов веры, лишь бы он соглашался с кафолической церковью в важных и главных”.

Вместо того чтобы последовать этим мудрым словам константинопольского решения 1654 года, патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский проявили еще больше узости и пристрастности к обрядовым различиям, чем русские защитники старого устава. Они не только выступили на защиту никоновских “реформ”, но на заседании 13 мая 1667 года осудили сторонников старого обряда настолько строго, что этим сами возвели обрядовые детали на догматическую высоту. Они называли русских традиционалистов, отказавшихся от этих новшеств, непокорниками и даже еретиками и отлучали их от церкви жестокими и мрачными постановлениями:

На втором этапе Большого Московского собора 1666-1667 гг происходил разбор дел представителей мятежа церковного. Уговоры раскольников длились недели и месяцы. Только 17 июня они предстали перед собором: Аввакум, дьякон Феодор, инок Епифаний, соловецкий монах, ушедший уже в 1658 году из Соловецкого монастыря и теперь подавшего царю книгу изобличений нового обряда; Никифор, Лазарь. Лазарь уже раз предстал перед судом патриархов в декабре 1666 года, но тогда он ошеломил их предложением определить правоту старого и нового обряда Божьим судом на костре. 26 августа их судьба была решена: все четыре были приговорены к ссылке на дальний север России, в Пустозерск. Кроме того, двое из них должны были подвергнуться добавочной “казни” отрезания языка. Это были Епифаний и Лазарь. Аввакума царь пощадил по старой дружбе и по настоянию царицы. Никифор избежал этого наказания ввиду своего преклонного возраста. На следующий день, 2 августа, наказание было приведено в исполнение. В тот же день четырех увезли из Москвы в Пустозерск. В Пустозерске Аввакум не переставал переписываться со своими последователями, в том числе и с боярыней Морозовой. Но для пресечения сношений пустозерского центра с Москвой в Пустозерск был отправлен стрелецкий полуголова Елагин. После очередного отказа раскольников принять троеперстие, протопоп Аввакум, поп Лазарь, дьякон Федор и Епифаний были взяты и отведены на место казни, на плаху. Но Аввакум был снова пощажен, а Епифанию, Лазарю и Феодору полуголова приказал “за их речи языки резать, а за крест руки сечь”.
После этой “Пустозерской казни” режим всех четырех был совершенно изменен. До этого они жили в избах местных жителей, постоянно общались между собой и встречались с местными обитателями и путешественниками. Теперь же их поместили каждого в отдельности в закопанные в землю срубы-землянки, выход из которых был забит и засыпан, чтобы узники не могли выходить из них и общаться. В 1682 Аввакум сожжен.

«Соловецкое сидение».

Церковный собор 1666-1667 гг. стал поворотным пунктом в истории раскола. Но большинство раскольников не приняли его постановления. На сторону старообрядцев встали некоторые из монастырей, в частности - Соловецкий монастырь. Когда в монастырь были присланы новопечатные книги, их спрятали, не переплетая, в казенную палату, а потом на общем собрании постановили отнюдь нынешних служебников не принимать. На церковном соборе 1666-1667 гг. один из предводителей соловецких раскольников Никандр избрал иную, чем Аввакум, линию поведения. Он притворно выразил согласие с постановлениями собором и получил разрешение вернуться в обитель, но по возвращению скинул греческий клобук, опять надел русский и стал во главе монастырской братии. Царю была отправлена знаменитая "Соловецкая челобитная", излагавшая кредо старой веры. В другой челобитной монахи бросили прямой вызов светской власти: "Вели, государь, на нас свой царский меч прислать и от сего мятежного жития преселити нас на оное безмятежное и вечное житие". В 1668 году под стенами монастыря явился Игнатий Волохов с сотнею стрельцов, и вместо покорного подклонения голов под меч встречен был выстрелами. Такому ничтожному отряду, какой был у Волохова, нельзя было одолеть осажденных, у которых были крепкие стены, множество запасов, 90 пушек. "Осада - "Соловецкое сидение" затянулась на восемь лет с 1668 по 1676 гг. В первое время власти не могли послать больших сил на Белое море из-за движения Стеньки Разина. После подавления бунта под стенами Соловецкого монастыря появился большой стрелецкий отряд, начался обстрел обители. В осажденном монастыре начались разногласия между умеренными и сторонниками решительных действий. Большинство монахов надеялось на примирение с царской властью. Меньшинство во главе с Никандром и миряне - "бельцы"во главе с сотниками Ворониным и Самко требовали "за великого государя богомолие отставить", а про самого царя говорили такие слова, что "не только написать, но и помыслить страшно". В монастыре перестали исповедоваться, причащаться, отказались признавать священников. Эти разногласия предопределили падение Соловецкого монастыря. Стрельцам никак не удавалось взять его штурмом, но перебежчик монах Феоктист указал им отверстие в стене, заложенное камнями. В ночь на 22 января 1676 г. , в сильную метель, стрельцы разобрали камни и проникли в монастырь. Одних зачинщиков восстания казнили, других отправили в ссылку.

Морозова и московская оппозиция.

После Большого Московского Собора и высылки Аввакума в Пустозерск, в Москве центром критики правки книг и нового обряда стал дом богатой и влиятельной боярыни Феодосьи Прокопьевны Морозовой, вдовы Глеба Ивановича Морозова, брата Бориса Морозова, бывшего временщика и воспитателя царя. Благодаря своему родству и связям Морозова могла себе позволить в течение долгих лет занимать независимое положение, и ее дом стал пристанищем сторонников старой веры. Здесь же поселился и Аввакум, вернувшийся в начале 1664 года из сибирской ссылки, а сама Морозова сразу же стала его духовной дочерью. Длительное время после Большого Московского Собора Морозову не трогали, она даже стала инокиней в конце 1670 года. !671 году, Морозову стали увещать принять исправления и троеперстие. 14 ноября 1671 года в дом Морозовой пришел Чудовский архимандрит Иоаким со своими сотрудниками. В ответ на их расспросы Морозова, теперь уже старица Феодора, показала двуперстное знамение и просто сказала: “Сице аз верую”. Феодору(так теперь звали Морозову) со сестрой посадили под домашний арест. После длительных уговоров, Феодора была переведена в цепях в Печерский монастырь, а ее сестра княгиня Евдокия в Алексеевский монастырь, где они обе содержались под строгой стражей. Из своей тюрьмы в Пустозерске протопоп Аввакум писал им послания. Царь Алексей Михайлович осенью 1674 года приказал перевезти Морозову, Урусову и Данилову в особенно строгую тюрьму в Рождественском монастыре в Боровске, где они и скончались от истощения.

"Лесные старцы"

Монах Капитон Даниловский - основатель секты капитонов или лесных старцев, расколоучитель, предтеча старообрядцев-беспоповцев. Капитоны верили в скорый конец света и приход антихриста, не признавали священников, церковные таинства и иконы нового письма. По учению капитонов, спасти душу человека может только крайний аскетизм: ежедневный тяжелый труд, постоянные поклоны и молитвы, строгий пост (вегетарианство, исключение пищи в среду, пятницу, субботу), короткий сон сидя, стоя или в подвешенном состоянии, ношение вериг железных или каменных. Всё это должно подавить плоть и очистить душу. Религиозное движение лесных старцев широко распространилось в 1630-1640-е годы на территории Вологодской, Костромской и Ярославской губерний (ещё до никоновских реформ). Популярность Капитона была так велика, что после раскола русской церкви в 1666 году сторонников старой веры даже называли капитонами. После смерти Капитона секту возглавил его ученик Прохор, он был стар и в 1666 году умер. Вскоре секта распалась.

Поповцы и беспоповцы.

При самом начале своем старообрядчество распалось на две главные группы. Известно, что первыми распространителями старообрядчества были, кроме одного епископа, Павла Коломенского, только некоторые священники и иеромонахи, а большей частью, чернецы и миряне. Но Павел Коломенский скончался еще в 1656 г, когда раскол едва зачинался. Старообрядцы столкнулись с проблемой, неоткуда было брать священнослужителей. Необходимо было решиться на одно из двух: или оставаться вовсе без священников (попов) и предоставить право учить и священнодействовать лицам непосвященным, или принимать священников, посвященных епископами в Церкви Русской и потом переходящих в раскол. Так, действительно, и случилось. Многие миряне и иноки, не имевшие священного сана позволили себе учить других вере, совершать таинства крещения, покаяния и вообще церковные требы; а в некоторых местах сами даже священнослужители, руководившие расколом, завещали при смерти своей мирянам совершать впредь все эти требы и, таким образом, положили начало секты беспоповщинской, или беспоповщины. Другие, спустя несколько времени, когда священники их, рукоположенные до патриарха Никона, перемерли, начали обращаться за священством к той Церкви, которую почитали еретической, или, по выражению самих их, "стали окормляться бегствующим от великороссийской церкви иерейством". Так образовалась из поповщины беглопоповщина. Около почти двухсот лет поповцы пробавлялись такими недостойными иереями, принимали их с неправдою под второй чин или под миропомазание. В секте поповщинской совершаются, кроме священства, все таинства. В секте беспоповщинской, кроме крещения и исповеди, совершаемых мирянами, часто даже женщинами, все прочие таинства вовсе не совершаются. Отвергая вовсе брак будто бы за прекращением православного священства, требуют от всех своих единоверцев жизни безбрачной, но, между тем, позволяют предаваться им гнусному разврату.

Деление на толки и согласия.

1. Поповцы, которые в свою очередь делились на мощное белокриницкое согласие, которое в 1846 году восстановило свой епископат и в котором перед революцией было больше половины всех старообрядцев с шестью или десятью миллионами прихожан; на беглопоповцев, продолжавших принимать иереев из "российской" церкви; и наконец на т. н. часовенных, которые были остатками тех поповцев, которые во времена старообрядческого погрома, предпринятого Николаем I, оказались без священников и с тех пор, считаясь формально поповцами, фактически остались без иереев. 2. Поморцы или новопоморцы, которые с конца XVIII века снова вернулись к принципиальному признанию необходимости брака и наставники которых давали благословение "новоженам". 3. Старопоморцы и федосеевцы, не приемлющие брака, но фактически восстановившие семью в своих общинах. Часть их все же сопротивлялась всем попыткам восстановить семейное начало в своих общинах (два - два с половиной миллиона). 4. Филипповцы, не признававшие брака (общее число незначительно, несколько десятков, может быть, сто тысяч). 5. Бегуны-самокрещенцы, слившиеся с другими мелкими радикальными толками. (Число последователей не поддавалось учету, но вряд ли превосходило тысячи или немногие десятки тысяч.) 6. Нетовщина, или Спасово согласие, признавали брак в "великороссийской" церкви как регистрацию легального состояния (от одного до двух миллионов; ввиду их религиозной индифферентности нетовцы особенно трудно поддавались учету).